* * *
На самом деле у меня нет выбора. Вернисаж в Бобуре — послезавтра вечером, и до этого времени мне нечего надеяться прижать Деларжа. Да и после тоже, он — начальник, и ему ничего не стоит ускользнуть от меня. Его что-то беспокоит, и, чтобы узнать, что именно, я должен спросить его об этом напрямик, вот и всё. Ему удалось протолкнуть своего протеже в Бобур, а для маршана — это больше чем победа, это — апофеоз. Не говоря уже о деньжищах, которые ему это принесет. Он будет там с самого открытия, на этом вернисаже, поскольку он — принимающая сторона. Разговор пойдет о ценах: там будут десятки потенциальных покупателей — те, у кого в коллекции уже есть Линнель и у кого его еще нет. Деларжу не удастся выпроводить меня на глазах у всей этой компании.
— Алло, Лилиан?
— …Антуан… Но… Как ты?..
— Кост в галерее?
— Нет.
— Мне нужно приглашение на выставку Линнеля на послезавтра.
— Мы пару дней назад получили его, но это для…
— Для шефини, я знаю. Но мне нужно. Правда, очень. Тебе всего лишь надо изобразить, что почта опоздала. Она его уже видела?
— Ты меня достал, Антуан.
— Она все равно туда попадет. Великая и ужасная Кост не из тех, кого можно не пустить в Бобур.
— Ты исчезаешь, о тебе ничего не слышно, и вдруг звонишь, когда тебе что-то нужно.
— Мне очень нужно.
— Ты зайдешь?
— А ты мне его не пришлешь?
— Ну, ты и правда нахал.
— Я тебя целую… А я уже давно никого не целовал…
* * *
Два дня ожидания. Нет, не так. Два дня разбега. И страха, что сейчас раздастся звонок Дельмаса и он сообщит, что обнаружилось нечто архиважное и что расследование значительно продвинулось. Ничего более ужасного для меня не может быть. За это время я мало где бывал. Час назад мне показалось, что я уже могу сходить в Академию. Мне все же надо объяснить им всем — Анджело, Рене, Бенуа и остальным, — что произошло. Но я так и не решился.
Сегодня вторник, семнадцать часов, и я только что пришел от соседа, который завязал мне галстук. Он не выказал никакого удивления. Я решил, что на вернисаже мое обычное обмундирование будет выглядеть несколько неуместно. На таких приемах обычно с бомжами разговоры не ведут. Я и сам с подозрением отнесся бы к типу в расстегнутом пиджаке чуть не до колен и бесформенных вельветовых штанах зеленого цвета. Мне пришлось сделать над собой усилие, вытаскивая на свет свою вернисажную амуницию, в которой я щеголял у Кост. Я побрился настоящим лезвием — мне это было нужно. И ни разу не порезался.
Вход на выставку с улицы Ренар — во избежание толкотни у главного входа. Я показываю свой билет двум типам в синей униформе, они желают мне хорошего вечера. А со скольких вернисажей я сбежал, работая у Кост, даже не вкусив радости законченной работы. Жак обиделся бы на меня, если бы увидел тут, да еще в галстуке. Нечто вроде распорядительницы вручает мне подборку прессы и показывает лестницу, ведущую в выставочный зал. Там, наверху, человек тридцать приглашенных обсуждают вовсю, словно они уже успели все осмотреть. Все правильно: вернисажная публика приходит не для того, чтобы рассматривать живопись — это почти невозможно среди такого гвалта, когда кто-нибудь то и дело влезает к тебе в поле зрения, а на бортиках напольных пепельниц повсюду торчат пустые бокалы из-под шампанского.