Он смеется, я тоже, но внезапно давлюсь смехом: он берет меня под руку. Под ту руку.
— Пойдемте, я проведу для вас персональную экскурсию.
Прежде чем пройти в зал, он запасается горючим, и я стою, как полный идиот: в одной руке бокал, а на другой повис этот тип.
Он требует, чтобы мы выпили вместе, я слушаюсь и немного теряю равновесие. Он останавливает меня перед каким-то холстом.
— Посмотрите-ка на эту. Старая, семьдесят первого года.
Чего он от меня хочет? Что это: продуманная акция или очередная придурь подвыпившего художника? В любом случае он знает, что я доставал его маршана, может, именно это ему и нравится. По правде говоря, я впервые вижу его работу. Я прошелся по выставке слишком быстро и ничего толком не разглядел. Да и вообще я предпочитаю разглядывать рамы, а не то, что они обрамляют. Длинные полосы грязновато-зеленого цвета, чувствуется, что краска накладывалась прямыми мазками, резко прерывающимися в конце. Затем все было покрыто белилами, как бы скрепившими красочную поверхность. Я, правда, не знаю, что и думать об этом. Чистая абстракция. Вот и всё.
— Ну как? Что-нибудь чувствуете?..
— Ну да-а-а, немного… Знаете, я ничего в этом не понимаю…
— Тем лучше. От специалистов меня пучит. Мне как раз очень хотелось бы, чтобы кто-то вроде вас сказал мне сегодня, что он об этом думает. Ну так как? Вам это ничего не напоминает?
— Спросите у кого-нибудь другого. Я полагаюсь только на примитивное, отсталое удовольствие, которое получает моя сетчатка. Знаю, так говорят все трусы. Короче говоря, не умею я отличить хорошую картину от плохой. Может, подскажете, как это сделать?
— Да это просто. Достаточно предварительно увидеть несколько тысяч других, всего-то. Так что? Напоминает вам это что-нибудь или нет?
— Ну-у-у-у… Если подумать… Может быть, мать прячет дочку под пальто от дождя.
— ?..
Я сказал это таким правдивым голосом, что он даже не засмеялся. Меня как бы осенило.
— Ладно, о'кей, каждый видит по-своему. Я не думал об этом, когда писал… но… хорошо… я не против. А как по-вашему, сколько это стоит?
— Учитывая, что вы выставляетесь в Бобуре, это должно стоить охренеть сколько.
— Больше. Эта, например, сто двадцать пять тысяч. Ночь работы, если не ошибаюсь.
Подумаешь. Меня этим не удивишь. Я как-то видел у нас в галерее горку из пивных бутылок вдвое дороже этого.
— И сколько из этого идет маршану?
— Довольно много. Обычно фифти-фифти, но у нас особое соглашение.
— А вы что, работаете ночью?
— А? Да, и я один из немногих художников, которые любят искусственное освещение. На рассвете сам удивляюсь…