- Ну, пошел хвастать... Чего тут особенного: под водой лежат плиты, под плитами - бруски. Да их вдоль берега сколько угодно, на каждом шагу, перебил Ареш.
Но Кадес опять сделал вид, что ничего не слышал, и спокойно продолжал, обращаясь к Тояшу:
- Иду я к берегу, полные руки у меня брусков, и вдруг вижу, как Хаким тонет... Он в глубоком месте купался. Помнишь, Тойеке, как я закричал тогда: "Ой-бой, Тойеке, спаси Хакима, тонет..." Слава аллаху, что ты был совсем близко от него. Схватился ты, значит, и в воду. Смотрю, ни тебя, ни Хакима, только круги кольцами по воде... Бросил я бруски на берег и тоже в реку, вас спасать. Но вы уже на мелкое место вышли. Тут я и подоспел, взял Хакима на руки и вынес на берег. Ну ты и фыркал тогда, Тойеке, от твоего чихания наверняка маленькая юрта свалилась бы...
- А Хаким синий-пресиний был, изо рта вода текла... До-олго лежал он без памяти, еле-еле откачали. Вот от какой смерти спасся наш Хакимжан, а теперь вот видишь, ждем его из Теке, ученого. Бал-женге, сколько тогда ему было лет?
- Пятый годок моему миленочку шел. Быстро прошло время, теперь он такой большой, а ведь, кажется, совсем недавно, только вчера, еще на руках носила его...
- Да, как раз ему пять лет тогда и было. Когда я положил его на песок маленький, ну как раз пятилетний. Но мой Тайет куда крупнее, хоть и мало ему лет...
- Слов нет, твой Тайет крупный, но он такой же рыхлый и мешковатый, как и ты сам. Если он будет бороться с Алибеком или Адильбеком, они его мигом на лопатки положат, как щенка, - с нескрываемым ехидством бросил Ареш.
- Где наши ребятишки бегают до сих пор? - спросил Жунус у жены.
- Ушли на реку, скоро должны вернуться.
- Почему ты разрешаешь им бродить целыми днями по воде? На что у них стали похожи руки и ноги?
Теперь начали говорить о двух младших сыновьях хаджи - Алибеке и Адильбеке. Кадес тоже включился в разговор и, выждав подходящий момент, начал расхваливать Жунуса:
- Адильбек действительно очень шустрый, подвижкой... Скажу вам, он еще и очень смелый, весь в отца пошел, весь в нашего уважаемого хаджи-агу!..
Хаджи Жунус слегка приподнял брови. Он хотя и продолжал оставаться степенным и суровым, но сравнение Кадеса пришлось ему по душе, словно вдруг ощутил на языке сливки. Он сухо покашлял и, постукивая тростью по земле, медленно проговорил:
- Мальчишка не только бойкий, но и находчивый.
- Отец всегда судья своим детям, так ведь, Тойеке, а? - сказал Кадес, снова посмотрев на Тояша.
Тояш ничего не ответил. Он был скуп на слова, больше слушал, никогда не вмешивался в разговор. Он и сегодня почти не разговаривал, только слушал, с тоской поглядывая на голенище своего сапога, где была спрятана шахша*. С самого утра ни Тояш, ни Кадес еще не нюхали табак, боялись оскорбить Жунуса, время от времени они с тоской поглядывали друг на друга, как бы говоря: "Пойдем-ка в сторонку да понюхаем табачку!.." Руки их по привычке тянулись к голенищам сапог, но они только пальцами ощупывали табакерки и продолжали сидеть на своих местах.