Очень интересно это указание Эртеля на завершение деятельности Ежикова на путях «неблагонамеренности» и на необходимость ввиду цензурных препятствий — "Сциллы и Харибды" — обозначить эту тему лишь одной фразой. Но и этой одной фразы не осталось в рассказе. Мы узнаем о дальнейшей судьбе Ежикова из «Идиллии» и «Addio».
Отвечая Эртелю по поводу присланного им для напечатания в "Вестнике Европы" "Серафима Ежикова", А. Н. Пыпин положительно отозвался о рассказе, отметил значение типа Серафима Ежикова, сказав, что он "очень характеристичен и нов". Кроме того, Пыпин заметил, что "очень хороши и очень нужны" те "несколько более широких замечаний" о современной русской действительности, к которым рассказ дает повод (ф. 349, папка XVII, № 8, письмо от 6 января 1881 г.). {578}
Действительно, повествование Эртеля о трагической судьбе народного учителя, чья благородная деятельность была уже заранее обречена на неудачу, давало повод для глубоких и печальных суждений о бесправии русских интеллигентов, подобных Ежикову, которых царское правительство считало возможным преследовать уже хотя бы за одно то, что они читают Милля!
Показав всю ограниченность народнических иллюзий Серафима Ежикова, Эртель вместе с тем нарисовал с глубокой симпатией образ этого предельно честного человека, самоотверженно преданного интересам народа.
Точной даты написания «Земца» мы в письмах и записных книжках Эртеля не находим, но задуман он был еще, очевидно, в 1878 году, потому что в "Памятной книжке" Эртеля за 1878 год в списке "Предполагаемые очерки из "Записок Степняка" мы находим под XXII номером «Земца» с указанием на прототип его героя — "Демшинский Александр Иванов" (ф. 349, № 2).
В письме к отцу от 5 ноября 1881 года Эртель спрашивает: "Как вам понравился мой «Земец»… В нем я взял некоторые черты у Демшинского гласного Александра Иваныча" (ф. 349, папка X, ед. хр. 24).
В этом рассказе Эртелю удалось показать реакционный характер института земских гласных в дореволюционной России, который определялся составом гласных. Трудящееся население устранялось от выборов — гласные избирались землевладельцами, лицами, имевшими недвижимость.
Современники оценили не только типичность образа гласного Онисима, созданного Эртелем, но и другие достоинства рассказа «Земец», в частности поэтическое изображение русской природы. Мастерство Эртеля как пейзажиста отмечали все, кто писал о нем, говорили об этом Чехов и Короленко. Восторженную оценку умения Эртеля увидеть и передать "живую природу" мы находим в отзыве редактора журнала "Русское богатство" Н. Ф. Бажина, в его письме, в котором он благодарит Эртеля за присылку в журнал рассказа «Земец»: "Земец" — хорошенькая вещица. Я так мало люблю описания природы, что обыкновенно пропускаю их везде, где бы они мне ни попались, но у вас в «Земце» они совсем другая статья: они до такой степени превос-{579}ходны, что даже мало походят на описание… Кажется, что как будто бы сам едешь в степи и видишь и слышишь все, что в ней совершается, и дышишь вовсе не комнатным поганым воздухом, а тем, степным… Говорят, что у кого-то еще из наших писателей есть хорошие описания природы, — я не знаю; красивые есть, это точно, но живую природу, перенесенную на страницы книги, я увидал только у вас…" (ф. 349, папка XI, № 9/1-4).