Я не прощу Немецкой Проститутке совместный Крым, дорогу к Двум Монахам – глыбам, исполняющим желания, секретную долину Тавров, голоса, что заунывно звали всех отдыхающих отплыть за двадцать гривен на Тот Свет. Я не прощу. Мой лучший Крым засижен перелетной тварью, обращен в прах и экскременты.
Потом был пыльный, душный Симферополь, с бессмыслицей которого сравнится разве такой же удаленный от моря всегда ночной Джанкой – в сущности, не город, а пятиминутная платформа, где продаются персики и дыни.
На родине стояло предосеннее затишье, тополя понуро шли на панихиду по августу, и в этой траурной колонне я встретил Альбину. Мы могли сознательно друг друга не заметить, прикрывшись скорбью, но перед светлой памятью покойного подобная уловка казалась неоправданным кощунством.
– Привет, Альбина, ты куда пропала?!
– Это ты пропал.
Мы остановились, робко обменялись скупыми новостями, сорвалось еле слышное «звони». Из черной ямы глянул вычеркнутый год, похеренная дружба.
Вечером я набирал Альбинин новый номер.
– Как хорошо и грустно, Альбина. Ты меня простила?
– Я не обижалась.
– Вы расписались?
– Нет, в гражданском браке.
– Он кто?
– Мой бывший одноклассник…
– Скажи, пожалуйста…
– Я думала, ты с ней давно расстался.
– Напротив, вместе ездили на море.
– Тогда я ничего не понимаю. Моя подруга видела ее с Алешей на набережной в Алуште…
Вот сердце полетело под откос.
– Ты что-то путаешь, Альбина. Подруга, верно, говорила о прошлогоднем лете…
– Это что, имеет для тебя такое значение?
Взбешенный идиот в тайге ума с размаху хлопнул заячьим треухом оземь и прокричал в дупло столетней пихты: «Так я дойду до правды!»
Фройляйн встретила убитыми словами:
– Задержка, десятый день, – и поплелась уныло на диван.
Я умиленно глянул в синие обои под потолком – нет, там не близорукий фраер, а Бог, который видит все.
Я занял место у штурвала и уверенно повел беседу к кисельным берегам расплаты:
– Ну, десятый день, а я при чем здесь?
На горизонте показался черный флаг с мощами нерожденного младенца. Пират победно зарыдал в платок:
– Не могу так больше, ты каждый раз уходишь, а в постели остается твой запах!
Мне надоело играть. Брюхатый Флинт попятился. Его настигла первая пощечина.
– Скотина! Мразь! – высвистывали пальцы. Я удивлялся, какие они длинные, их можно заплести в косу. – Мне известно, с кем ты была в Алуште! Сука! Проститутка!
– Я не хотела! – извивалась Фройляйн. – Он приехал, говорил, что это наш последний шанс!
Я даже перестал ее стегать:
– Мерзавка! Блядь! Ты согласилась!
Фройляйн припала к моей карающей руке: