— А кто меня понимал? — вздохнул он. — Я сам себя не понимал. — Его голова стукнулась о стенку исповедальни. — Благодарю.
Его глаза закрылись, словно в безвоздушном пространстве, беззвучно.
Звуковую дорожку добавил я сам. Грохот массивных ворот, замкнутых печатью забвения, звук захлопнувшейся двери склепа.
— Я прощаю тебе! — крикнул я страшной маске.
— …прощаю тебе… — мой голос эхом отозвался под куполом пустой церкви.
На улице — ни души.
«Крамли, — подумал я, — где же ты?»
И я побежал.
Мне оставалось отправиться всего в одно место.
Я вскарабкался наверх по темным внутренностям собора Парижской Богоматери.
И увидел кого-то, неподвижно сидящего на краешке верхнего карниза левой башни рядом с горгульей, положившей хищный подбородок на костлявые лапы и устремившей неподвижный взор вдаль, на Париж, которого там никогда не было.
Я осторожно подошел к краю, сделал глубокий вдох и позвал:
— Это ты?.. — Я осекся.
Сидящий, чье лицо было скрыто в тени, не шелохнулся.
Я снова набрал в легкие побольше воздуха и произнес:
— Эй!
Человек настороженно выпрямился. Его голова, его лицо осветились слабым отблеском городских огней.
Я в последний раз сделал глубокий вдох и спокойно позвал:
— Рой?
Чудовище повернуло ко мне свою голову, точную копию той, что всего несколько минут назад, упав, прислонилась к стенке исповедальни.
Я увидел ужасное лицо, вперившее в меня свой ужасный, безумный взгляд, от которого кровь застывала в жилах. Страшная рана на месте рта раскрылась, раздвинулась, втянула в себя воздух и выдавила одно-единственное слово:
— Дааааааа.
— Все кончилось, — сказал я прерывающимся голосом. — Господи, Рой. Спускайся отсюда.
Человек-чудовище молча кивнул. Он поднял правую руку и сорвал с себя лицо, стал сдирать воск, стирать грим — маску, повергавшую в ужас и оторопь. Он раздирал свое кошмарное лицо, соскребая его ногтями и пальцами. И вот из-под ошметков проступили черты моего старого школьного друга, он снова смотрел на меня.
— Ну как, похож я был на него? — спросил Рой.
— О господи, Рой! — Я едва мог разглядеть его от слез. — Еще как!
— Еще бы, — пробормотал Рой. — Я так и думал.
— Господи, Рой, — выдохнул я, — сними с себя все это! У меня такое ужасное чувство, что, если ты это оставишь, оно прирастет к тебе и я никогда больше тебя не увижу!
Правая рука Роя импульсивно потянулась вверх и сорвала ненавистную щеку.
— Странно, — прошептал он, — но мне кажется то же самое.
— Как тебе удалось так изменить свое лицо?
— Ты хочешь две исповеди? Одну ты уже выслушал. Хочешь другую?
— Да.
— Ты что же, заделался священником?