– Можно я посижу у вас? – спросил робко.
Ну, не гнать же его в три шеи.
– Посидите, – отвечал Крыжановский. – Только недолго. А то вас уже ищут. Вас и вашего товарища Курлова.
Потом спросил, где он собирается ночевать.
– Не знаю. Мой дом разбит. А к брату идти боюсь.
Контролер дал ему адрес: Офицерская, дом № 7. Протопопов снял пенсне и поднял воротник пальто, чтобы не быть узнанным. Возле Максимилиановской лечебницы со звоном распались стекла витрин, шустрая бабка в валенках шагнула в магазин через окна, будто в двери. Протопопов сунулся в подъезд № 7 по Офицерской, но швейцар накостылял министру внутренних дел по шее.
– Проваливай! Ходют здеся всякие… шпана поганая!
«Бреду обратно, – писал Протопопов, – через площадь к Николаевскому мосту – не пускают. Я думал пройти на Петербургскую сторону, Б. пр., д. № 74, к своей докторше Дембо. Перешел Неву по льду… через Биржевой не пускают, через Тучков тоже, а по Александровскому проспекту – стрельба ружей и пулеметов. Вернулся к Мариинскому дворцу…»
– Это опять вы? – возмутился Крыжановский. – Вам же сказано, что ваше присутствие в правительстве неуместно.
Протопопов заплакал и сказал, что с Офицерской его турнули. Крыжановский сунул ему адрес другого убежища: Мойка, дом № 72. «Я вновь вышел на улицу; толпа была еще велика, и масса вооруженных, даже мальчиков, стреляли зря – направо и налево и вверх. Дальше от площади по Мойке было сравнительно тихо… Идти было очень опасно, могли узнать, и тогда не знаю, остался ли бы я живым». Эту ночь он провел на чужом продавленном диване.
– Боженька, за что ты меня наказуешь?..
Утром Протопопову дали чаю и кусок черного хлеба. В передней он увидел на столике кургузую кепочку и спросил хозяев:
– Можно я возьму ее? А вам оставлю шляпу.
– Берите уж… ладно. Не обедняем.
Замаскировав себя под «демократа», министр внутренних дел вышел на улицы, управляемые пафосом революции. Он укрылся на Ямской у портного, который совсем недавно сшил для него дивный жандармский мундир, суженный в талии. От портного министр узнал, что Курлов уже арестован; газеты писали, что есть нужда в аресте Протопопова, но его нигде не сыскать, – всех знающих о его местопребывании просят сообщить в канцелярию Думы.
– Неужели же я грешнее всех? – спрашивал Протопопов.
При нем были ключи от несгораемого шкафа, в котором хранились секретные шифры, и была еще пачка полицейских фотографий, сделанных с мертвого Распутина в различных ракурсах тела. Протопопов умолял портного, чтобы послал свою девочку на Калашниковскую набережную с запискою к брату. Та вернулась с ответом. «Дурак! – писал брат Сергей. – Имей мужество сдаться…»