Ну что ж! Распутин – отличная ширма, за которой удобно прятаться. Добровольский полез к Ванечке с поцелуями.
– Воистину! Да, да… если бы не Распутин, мы бы жили и так бы и померли, не узнав, что такое революция!
Храп как обрезало: поддерживая серые английские брюки в полоску, вышел на середину древний годами Горемыкин, который при аресте забыл вставить в рот челюсть. Прошамкал:
– Я шлышу имя Рашпутина! Боше мой, не будь этой шатаны, вшо было б благоприштойно. Почему я толшен штрадать за Рашпутина?
Штюрмер призвал самого бога в свидетели.
– Мы шли в состав правительства, осиянные верой в добро, и мы добро делали. Конечно, не будь на Руси этого гнусного шарлатана, и я, страдающий мочеизнурением, разве бы ночевал здесь? Вон растянулись двое. На трех стульях сразу. А я должен всю ночь сидеть. Хорошо хоть, что не отняли последний стул…
Стулья заскрипели, и Комиссаров поднял голову.
– Господа министры, вы дадите поспать людям или нет? Что вы тут воркуете, когда и без того уже все ясно!
Заворочался и Курлов на своем жестком ложе.
– Сссволочи, – тихо просвистел он. – Нагаверзили, насвинячили, разрушили всю нашу работу, а теперь плачутся… Вцепились в этого Гришку, словно раки в утопленника. Да будь он жив, он бы задал вам всем деру хорошего! Вы бы у него поспали…
Чтобы не мешать сердитым жандармским генералам, министры, как заговорщики, перешли на деликатный шепоток. Сообща договорились, что на допросах все беды следует валить на Распутина как на злого демона России, который задурманил разум царя и царицы, а мы, исполнители высшей власти, хотели народу только хорошего, но были не в силах предпринять что-либо, ибо демон оказался намного сильнее правительства… С этим они и заснули, вздрагивая от лязга оружия в коридоре, от топота солдатских ног и выкриков ораторов на площади. За стенами Таврического дворца бурлила разгневанная музыка, медь оркестров всплескивала народные волны, – за синими февральскими вьюгами бушевала Вторая Русская Революция, и мало кто еще знал, что вслед за нею неизбежно грянет – Третья, Великая, Октябрьская…
Посреди площади с треском разгорались костры.
Гремела, буйствовала «Марсельеза».
Как всегда – зовущая и ликующая!