Внезапный палец света просовывается в туалет. Два, три пальца – лезут, шевелятся. Четыре, пять… Раздается скрип, и световая пятерня сжимается в кулак с тихим щелчком. Кто-то открыл и закрыл дверь. Вы чувствуете, что человек стоит за дверью кабинки в кромешной темноте – очевидно, тщетно орудуя мертвым выключателем. Наверняка это Энн Луиз или другая, незнакомая, женщина из бара. Вы покашливаете и гремите роликом туалетной бумаги, сигнализируя, что кабинка занята. Вот будет номер, если Энн Луиз в темноте усядется вам на колени своей рыхлой пампушкой!
Человек подходит ближе, и вы с ужасом понимаете, что шаги – тяжелые, плоские, широкие и бескаблучные – принадлежат мужчине.
Шаги приближаются к двери кабинки – шпингалет на ней сопливый – и замирают. Ни звука, только дыхание. Ваше. И его.
Медленно, стараясь не шуметь, вы подтягиваете трусики, с веселым ужасом понимая, что, если бы человек сейчас заговорил, если бы голос оказался голосом Даймонда, если бы тон его был нежен и тверд, вы, пожалуй, оставили бы их спущенными.
Человек не подает голоса. Не шепчет ваше имя. Не двигается. Только посапывает. Вы не в силах больше слышать звук собственного дыхания: оно обжигает, как газообразный окислитель; мечется, как дистиллированный крик в колбе легких. Его дыхание, напротив, легкое и спокойное, и равномерная обыденность ритма, отсутствие в нем хрипов и тяжести делают его еще более угрожающим.
Ползут минуты. Паника бьется цыганской гитарой. Из сумочки, стоящей в ногах (от которых до его ног какие-то дюймы), вы достаете газовый баллончик. Куда катится этот мир, думаете вы. Куда катится…
И вдруг, не говоря ни слова, человек разворачивается, не спеша шагает к двери и выходит, оставив за собой слабый запах жженого сахара.
Вам нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок и отважиться выйти. Глаза привыкают к свету, вы осматриваете ресторан. Ничего не изменилось. Бармен орудует в баре, официанты носят заказы, а брокеры, увлеченные фильмом (бродячие вампиры поют серенаду молодоженам из Бруклина), даже бровью не ведут, когда вы проходите мимо. Ларри Даймонд сидит за столом.
– Ничего, что начал без тебя? – спрашивает он.
Перед ним тарелка с овощным рагу.
Луковицы с жемчужными чешуями – как газеты, изданные устрицами.
Молодая морковь, оранжевая и вялая, напоминает усы Йосемита Сэма.
Стручки зеленого горошка: позвоночники эльфов.
Бутоньерки брокколи, сорванные с лацканов расфранченного болотного чудища.
Кружочки сладкого перца – красные и желтые, выпукло-игольчатые, как поперечные сечения Карибских соборов.