- Полюбила, - прошептала Ксения. - Грешна я... - И, всхлипывая, она рассказала брату Василию, как впервые увидела Алексея, как хотела наставить его на истинный путь, как была у него дома, как задавал он ей страшные вопросы, - все рассказала, не таясь, чувствуя облегчение от этой исповеди.
- Правдива ты, - сказал Василий Тимофеевич, выслушав ее. - Велик твой грех, но господь не оставит тебя. Ах, - всплеснул он ручками, - посылал же тебе бог брата Михаила, поженились бы и обрели любовь! Замолил брат Михаил свой грех, простил его господь. И тебя простит. Много, Ксюша, в миру соблазнов, ах как много, и соблазнителей много, а устоять надо. Человек слаб, доверчив, а дьявол хитер, изворотлив. Бороться с ним надо! Ни одной души не отпустил от себя. А уж за тебя, Ксюша, как не бороться: ведь душа твоя чиста была, беспорочна! Нет, тебя не отдадим мы ни дьяволу, ни миру никому, Ксюша.
Брат Федор принес самовар, вынул из буфета чашки, поставил на стол вазочку с вареньем, высыпал из кулька на тарелку пряники и молча сел в углу. Василий Тимофеевич налил себе и Ксении чаю. Она выпила, но ни к варенью, ни к пряникам не притронулась.
- А я люблю пряники, - сказал Василий Тимофеевич. - Сейчас не хочешь - на обратный путь отсыплю: пожуешь.
- Коварен антихрист, - вдруг сказал из своего угла горбун; он смотрел прямо перед собой, длинные руки висели между коленями, - над святой книгой измывался.
Голос у горбуна был неприятный, скрипучий, холодящий сердце. Ксения испуганно взглянула на Василия Тимофеевича, придвинулась к нему.
- Коварен антихрист, - повторил брат Федор. - По Матвею и Марку, говорит, Христос был окрещен Иоанном Крестителем, а по Луке выходит, что Иоанн в тюрьме находился, и без него Христос крестился. Как же, дескать, так? Задавал он тебе такой вопрос? - Горбун обернулся к Ксении, будто пронзил ее глазами.
- Нет, - ответила она, чувствуя, как снова страх замораживает ее, нет, не говорил он этого.
- Не успел, значит. А хотел, знаю. Что господь в первый день сотворил свет, а солнце создал на четвертый день, - говорил?
- Говорил, - едва дыша, ответила Ксения.
- А! - вскрикнул горбун и взмахнул длинными своими руками. - А ты? Ты молчала? Не знала, ответить что? А говорил, как это кит мог проглотить Иону: глотка мала у кита? Говорил?
- Нет.
- Врешь. Не меня, господа обманываешь, а он ведь все знает.
- Не говорил, не вру я.
- Значит, не успел. Помешало что-то. Но найдутся другие, которые спросят... А говорил: почему господь призывает к любви, а в одном месте святого писания якобы требует возненавидеть и отца, и мать, и детей? Говорил?