Три года в Соединённых Штатах Америки (Абердин) - страница 70

– Борь, ну, давай, рассказывай.

– Рано, – сказал я, – пусть родители спокойно покушают, а то ведь и от радостных известий иногда пропадает аппетит.

В действительности же я просто не знал, как рассказать маме и отцу о том, кем являюсь на самом деле. Мы поужинали и за ужином рассказали о том, на каком чудесном берегу провели два прекрасных дня. После того, как посуда была убрана со стола, мама внесла в зал и поставила медовый торт «Зебра», который испекла к нашему возвращению и принялась разливать чай по большим чашкам. Мы с отцом уже выпили по три рюмки коньяка и я налил себе и ему по четвёртой, а маме и Ирочке по первой. Мама сразу же с опаской спросила:

– Борь, а мне плохо не станет от шампанского и коньяка. Улыбнувшись, я успокоил её:

– Мамуля, ещё ни одной женщине не стало плохо от коллекционного, марочного «Советского шампанского» и просто великолепного армянского коньяка. К тому же запомни первый и самый главный закон грамотного пития спиртных напитков. Градус можно только повышать, но никогда не понижать. Однако, дорогие мои родители, я прошу вас не спешить с коньяком. Сначала выслушайте рассказ вашего сына…

Сделав такое вступление, я намахнул рюмку коньяка, вздохнул и принялся рассказывать им историю своего попадания в «попаданцы» и чем дальше я углублялся в неё, тем всё более и более потрясёнными делались их лица, а когда я дошел до той её части, в которой говорилось об избиении их сына греками, обкурившимися перед тем анаши, мама побледнела и я сказал, налив себе пятую рюмку коньяка:

– Так, мама, папа, Ирочка, на тебе тоже лица нет, хотя ты уже всё это слышала, быстро выпили коньячку. Это помогает.

Мои родители и Ирочка послушно выпили коньяк и у мамы на щеках действительно быстро появился здоровый румянец и я продолжил свой рассказ, который продолжался уже больше полутора часов и через час закончил его. Отец потряс головой и сказал мне внезапно севшим голосом:

– Борька, хотя ты говорил очень убедительно, я всё равно не могу поверить в такое. Ухмыльнувшись, я сказал:

– Батя, кому-кому, а тебе я легко могу доказать это и вот чем, внимай сыну – ты заканчивал службе на лёгком крейсере проекта шестьдесят восемь бис «Александр Невский», тридцатого мая пятидесятого года, он был заложен на Адмиралтейском судостроительном заводе номер сто девяносто четыре в Ленинграде, а вступил в строй пятнадцатого февраля пятьдесят третьего года и вошел в состав Северного Флота, но и это ещё не всё, я ведь могу назвать все технические характеристики твоего крейсера, имена всех командиров и офицеров на нём служивших, а также имена всех, понимаешь, абсолютно всех матросов, старшин, боцманов и мичманов. У меня в Москве остался стоять на столе включённый компьютер и стоит мне где угодно положить руки вот так, как я его моментально вижу. Между прочим, Ирочка тоже, но только тогда, когда мы оба голые и она сидит у меня на коленях. Она, кстати, видела тех, кто послал меня в прошлое, точнее вложил моё сознание и память в тело меня же самого, только шестнадцатилетнего. Только поэтому я и смог отметелить тех подонков, которые меня чуть не искалечили. Отец потрясённым, взволнованным голосом спросил: