Тем временем Корина шла по тропинке в глубь леса. По обеим сторонам росли небывало высокие и мрачные ели, и сердце юной волшебницы сжималось от страха. Она уже стала жалеть, что отослала Нарка, но самолюбие не позволяло ей позвать друга на помощь.
Пройдя полмили, Корина увидела старый замок, окруженный высокими каменными стенами и широким рвом. Мост через ров был опущен, и рядом не было видно никакой стражи. Подойдя ближе, девушка с удивлением поняла, что замок запущен до невозможности. Воды во рву было немного, и та превратилась в грязную жижу, затянутую ряской и заросшую лилиями. Цепи подвесного моста проржавели, доски наполовину сгнили, так что идти по ним надо было с опаской. Могучие стены замка заросли хмелем и диким виноградом, а крыши башен потеряли чуть ли не половину своих красных черепиц.
– А-а, кажется, я вспоминаю это место… – пробормотала Корина. – Гингема когда-то рассказывала о нем. Ладно, посмотрим…
Немного приободрившись, девушка осторожно прошла по мосту и оказалась во дворе замка. Окна трех мощных башен ощетинились выбитыми стеклами, дубовые двери висели вкривь и вкось. И все же замок был обитаемым! Одно из окон центральной башни светилось, и из него до Корины донесся звук на удивление басистого голоса:
Э-эх! Хотел Людушка убить муху,
О-ох, да не хватило у него духу.
Э-эх, задумал Людушка паутину сорвать,
0-ох, да не смог паука с потолка согнать!
Корина отворила покосившуюся дверь и вошла в большой зал, освещенный тремя сальными свечами. Ох, до чего же здесь было грязно! На дубовом столе громоздились грязные глиняные тарелки, засохшие хлебные корки и рыбьи кости. Среди всего этого мусора деловито жужжали мухи. Ножки стульев торчали вкривь-вкось и держались, казалось, на одном честном слове. У камина, затянутого густой паутиной, возлежал на диване большой розовощекий человек ростом с двух взрослых Жевунов. Он был толст, неопрятно одет и грязен так, словно не мылся года два. Лицо молодого толстяка было на редкость унылым. Закатив глаза к потолку, он меланхолично бормотал:
У-ух, и за что меня зовут душегубушкой,
Ы-ых, а не Людушкой-голубушкой?..
– Хотите, я буду звать вас так? – улыбнувшись, сказала Корина. – По-моему, очень несправедливо обижать такого безобидного людоеда.
– Святая правда! – горестно вздохнул Людушка и скосил на гостью круглые рачьи глаза. – Меня нельзя обижать, а надо мной издеваются все, кому не лень: мыши, Жевуны, пауки и даже козы… Рад видеть такую умную и приветливую девушку! Садись, отдохни с дороги… Только не на этот стул, голубушка, у него всего три ножки. И как же зовут такую приятную во всех отношениях гостью?