В огромных дворах, некогда печальных и немых, гарцевали всадники. Из-под копыт их лошадей, ударявших о камень, сыпались тысячи искр. Молодые красивые дамы поджидали в каретах дитя той дочери Франции, которая в годы своего вдовства и изгнания порой не находила полена дров для очага, куска хлеба для стола и которую презирали даже дворцовые слуги.
Вдовствующая королева возвращалась в Лувр с болью в сердце, полная горьких воспоминаний, между тем как ее дочь, обладавшая более изменчивым и забывчивым характером, ехала туда радостная и торжествующая. Королева знала, что блестящая встреча относилась к счастливой матери короля, восстановленного на втором троне Европы, тогда как дурной прием был оказан ей, дочери Генриха IV, в наказание за то, что она была несчастна.
Проводив принцессу и королеву в их покои, где они пожелали немного отдохнуть, все вернулись к своим обычным занятиям.
Бражелон прежде всего отправился к отцу, но узнал, что Атос уехал в Блуа. Он хотел повидаться с д’Артаньяном. Но мушкетер, занятый набором новой королевской гвардии, был неуловим. Бражелон вернулся к де Гишу. Но у графа шли совещания с портными и с Маниканом, отнимавшие у него все время.
С герцогом Бекингэмом дело обстояло еще хуже.
Молодой англичанин покупал одну лошадь за другой, одни драгоценности за другими. Он завладел всеми парижскими вышивальщицами, ювелирами, портными. Между ним и де Гишем происходил поединок изящества, ради счастливого исхода которого герцог готов был истратить миллион, тогда как маршал Граммон выдал де Гишу только шестьдесят тысяч ливров.
Бекингэм, смеясь, тратил свой миллион. Де Гиш вздыхал и без советов де Варда рвал бы на себе волосы.
– Миллион! – каждый день повторял граф. – Я буду побежден. Почему маршал не хочет дать мне вперед мою долю наследства?
– Потому, что ты ее истратишь, – говорил ему Рауль.
– Не все ли ему равно? Раз мне суждено от этого умереть, я умру… Тогда мне уже ничего не будет нужно.
– Но зачем умирать? – спросил Рауль.
– Я не хочу, чтобы англичанин превзошел меня в изяществе.
– Дорогой граф, – сказал тогда Маникан, – изящество вещь не дорогая, а только труднодостижимая.
– Да, но все труднодостижимое стоит дорого, у меня же всего шестьдесят тысяч ливров.
– Право, – заметил де Вард, – какой ты странный! Трать столько же, сколько Бекингэм; тебе не хватает только девятисот сорока тысяч ливров.
– Но где же их достать?
– Делай долги.
– Они у меня уже есть.
– Тем более.
Этот совет оказал свое действие, и де Гиш пустился на сумасбродства, между тем как Бекингэм тратил лишь наличные.