– А я надену махровые носочки и теннисные тапки.
Пол купил себе ворох газет и поплелся за мной расширять кругозор.
Я люблю музеи. Гляжу на скульптуры и мысленно прикидываю, как бы они смотрелись в моем доме. «Умирающего раба» поместим в кабинете. Пусть символизирует меня за работой. А «Восставший раб» – это в спальню. Там ему самое место.
Интересная штука – средневековое искусство. Убей бог, не понимаю, как люди могли УКРАШАТЬ свои церкви умирающими святыми. Им что, нравилось смотреть, как люди мучаются? Впрочем, чего от них ожидать… Читать не умели, кинематографа у них не было. Единственное развлечение – публичные казни.
Но самой трагичной фигурой в залах Средневековья был не Иисус и не Святая Лючия. Это был Пол. Он ходил за мной печальным хвостиком. Сидел на лавочках, крутил в руках смятые газеты…
Он оживился только тогда, когда я стащила с ног тапки и заявила, что дальше я пойду в носках.
– А может, домой?
– Я еще Мону Лизу не видела.
– Да на фига она тебе сдалась?! У нее грудь – как надувной матрасс!
– Зато о ней писал Дэн Браун!
В этот момент ко мне подошел юноша в форме.
– Почему мадам в носках? – спросил он.
Я оглядела свой наряд: синяя майка, белая юбка и оранжевые махровые носки.
– У меня мозоли.
Но юноша такого слова по-английски не знал.
– Покажите обувь!
Охранники в музеях не любят странных посетителей: от нас, от психов, всего можно ожидать. Мы и картину можем разрезать, и спереть то, что плохо приколочено.
Заглянув в тапки, юноша нехотя вернул мое имущество.
– В носках нельзя.
– Послушайте, я не могу БЕЗ носков! Тут паркет XVII века. Вдруг ко мне грибок пристанет?
– Наденьте обувь!
Я кое-как нацепила тапки и, хромая, побежала в другой зал, чтобы там снова разуться. Но изверг-охранник и не думал отставать.
– Наденьте обувь! Я буду следить за вами!
Я оглянулась, разыскивая Пола, и тут увидела его, катящего инвалидное кресло.
– Мне на входе дали, – сказал он и накинулся на охранника: – Что ты к ней пристал? Не видишь, человек болеет? Ей Мону Лизу приспичило посмотреть! Садись, горе луковое!
Я уселась на сиденье и с триумфом покатила навстречу мечте.
Народу перед Моной Лизой было как на вокзале.
– Пропустите инвалида! – кричал Пол и вел мою каталку на таран.
Там, у заградительного барьера, я разгадала тайну Джоконды. Тускло-желтый цвет лица, бледные губы и отечность век – верный признак анемии. Бедная тетенька наверняка не любила фрукты и в результате заработала себе скудные менструации и всемирную славу.
Я бы в своем доме ее не повесила. Разве что в медицинский шкафчик.