– А ты тогда будешь играть бойфренда перед моей маман.
Пол ехидно осклабился:
– Конечно! Нельзя же ей твоего Зэка показывать!
Квартира у Пола оказалась потрясающей: на пятнадцатом этаже, с видом на океан и с окнами во всю стену. И ни одной старой или некрасивой вещи!
Мама Пола весьма органически вписалась в это модерновое роскошество.
У нее болели ноги, и она не поднялась мне навстречу, а только протянула мягкую руку в перстнях.
– Маруся Вардлоу, – представилась она.
– Маруся? Вы полька?
– Нет, русская. Только я в России никогда не была.
Я обалдело посмотрела на Пола. Он стоял, прислонившись к косяку, весьма довольный произведенным эффектом.
Маруся говорила по-русски практически без акцента. Только иногда в ее речи проскальзывали словечки, давным-давно вышедшие из обихода. «Пойти в магазин» у нее – «Пойти в лавку»; вместо гриппа – инфлюэнция, вместо «будь добра» – «сделай милость». Ко мне она тоже обращалась смешно и трогательно: «голубчик».
– А дети мои языка не знают, – вздохнула Маруся. – Ни Пол, ни Эрни. Когда они были маленькие, я их учила, но потом все забылось. Ах, голубчик, какое это удовольствие – по-русски говорить! Я с вами как в детство окунулась.
Палестина. Жаркая земля, святая для половины мира. Когда-то на средства дома Романовых здесь содержалось Императорское православное палестинское общество. Больницы, дома престарелых, гостиницы для паломников – заведовали этим обширным хозяйством глава русской миссии Иван Орехов и его жена Наталья (дед и бабка Маруси). После разгрома белогвардейцев в Иерусалим хлынули толпы обездоленных эмигрантов. Ореховы помогали им, чем могли, а когда деньги Палестинского общества закончились, Наталья достала из-под пола старинный, отделанный мозаикой ларец. В нем лежали фамильные драгоценности румынских королей, доставшиеся ей в приданое. Бриллиантовые диадемы, золотые перстни, нитки жемчуга – все было отдано в фонд помощи соотечественникам. Когда Иван умер, у Ореховых не было денег на гроб.
Дети их так и не смогли получить высшего образования – не на что было. Старший, Коля, выучился на сантехника, и младшая, Верочка, вышла замуж за его напарника Пашку – бывшего гусара лейб-гвардейского полка. От былого величия в доме осталась лишь нянька Анюта, жившая у Ореховых не за жалование, а по велению Ксении Блаженной.
– У нее на переднике было три кармана, – улыбаясь, рассказывала Маруся. – В одном семечки, в другом чеснок, а в третьем мусор. Где найдет какую соринку, так в третьий карман и складывает. Как сейчас помню: стоит Анюта у ворот, смотрит, кто проходит. Мы, дети, к ней подбегали и просили семечек, но она давала только по три штуки, а чеснока – целую горсть.