– Так в чем же дело, Каблуков?
– Да вот... Поскладней хотелось. Да не шибко мастер говорить-то я. – И смущенный слесарь стал утюжить свою бороду. – Дело вот в чем, барин Протасов... То бишь, как его... Андрей Андреич... Ты даве правду сказал, бастовать у нас теперича – это ваньку валять, нет никакой спозиции. Економной забастовкой, то есть кономической, нешто капитал проймешь? Да ни в жизнь! Ей-богу, правда... Главная суть – вредят эти самые штрики, как их...
– Штрейкбрехеры, – подсказал сквозь тьму Протасов.
– Во-во-во! – И слесарь Каблуков, раздувая ноздри, шумно задышал. Луженное огнем и дымом мастерских корявое лицо его вспотело от непривычного напряжения мысли. Но он все-таки нашел нужные слова. – Мы мекаем во как, товарищ Андрей Андреич. Здесь нам, мало-мало сознательным, делать нечего. Здесь, понимаешь, дыра. А я вот с Ванюхой в Сормово лажу, там шурин у меня токарь-металлист. Мишка да Степка желают ехать на Урал, они ребята твердые и в деле, и в понятиях. Захар Оглоблин – на Путиловский...
– Да, есть такое стремление, это верно... – широко раскачнул плечами угрюмый, со скуластым бритым лицом Захар; вода бурлила и вскипала пеной от взмаха его весел.
– Да все кой-куда, согласуемо желанью-мысли... А вот Миша Телегин, он, как бывший солдат, на вторительную службу ладит в полк... Чтобы, значит, и там пропаганду пущать.
Протасов с некоторой тревогой прищурился на бывшего солдата.
– Мы вот как просветились, спасибо, здесь! – И слесарь Каблуков, бросив весла, ударил в порыве восторга себя в грудь кулаком. – То ты, то Матвеев Иван Семеныч, то политические, спасибо! И по этому самому нас, сознательных, облестила мысль-понятие вот какое: уж ежели зачинать революцию, так зачинать как след быть. Перво-наперво нужно солдат поднять да мужиков. Так, ребята?
– Известно, так! Главная суть в солдатах, в армии...
– Мы про рабочих молчим, рабочий сам подымается, раз это его кровное дело. Верно, ребята? И вот, значит, долго ли, коротко ли, восстание с оружьем в руках, всеобщая заваруха. Мужики бар тревожат, землю забирают, а тут повсеместная забастовка, да не економная, а самая что ни на есть политическая, с красным флагом. Прямо – хвиль-метель!.. Тогда всё – стоп! – мужик наш, солдат наш...
Лицо Каблукова то улыбалось, то серьезилось; он млел в приливе бодрых чувств, захлебывался словами.
Направо, задорно помигивая сквозь отсыревшую мглу, показались огни заводов. Было тихо. Кой-где висели в небе звезды. А за тайгой все еще играли бледнолицые молнии.
Лодка под рулем Протасова, обогнув красный бакен, круто завернула на заводские огни. Из цехов механического завода долетали лязг, бряк, гул. Протасов и рабочие поднялись по сыпучему откосу на берег. Слесарь Каблуков, освещая инженера дорожным фонарем, заговорил взволнованно: