Я обернулся. Позади меня полный человек говорил тощему: «Только для этого необходимо подговорить мальчишек».
– Вы напомнили мне, – сказал Эрос-Керепетин, – случай в Петергофе: то было во время всеобщего голода. Парк был погружен в сумрак: в небольшой комнате собрались двенадцать сотрудников местного музея, среди молодых людей была и старушка, кончившая Бестужевские курсы. На столе, накрытом белой дворцовой скатертью, зашумел самовар, появились на блюде, украшенном вензелем, ломтики черного хлеба и огромная банка, наполненная засахарившимся медом.
Из окна открывался вид на море. Научные работники сидели в своих довоенных костюмах, помощник хранителя отделения – в изящном вестоне.
Хлеб и мед поглощались и вызывали род опьянения; глаза у всех разгорелись, и все торопились есть. И вдруг пировавшие замолчали, со стыдом и смущением переглянулись, перестали есть и оживленно шутить и отвели взоры от банки с медом.
Среди полного безмолвия старушка просительным тоном сказала:
– Вы ничего не будете иметь против, если я возьму этот мед себе?
– Конечно, конечно! – оживились все и ответили почти хором: – Ничего не имеем против!
Старушка вытащила из банки мышь и хладнокровно держала ее за хвост над банкой, пока мед не стек обратно в банку. Подошла к окну и выбросила мышь в парк. Довольная, направилась вместе с банкой в свою комнату.
На следующий день мы все с завистью узнали, что она пошла в близлежащую деревню и выменяла этот мед на двадцать бутылок молока.
– От еды до музыки, – просияв от еды и вина, заглушил своим басом последние слова Керепетина Торопуло, красный и радостный, – один шаг. Люлли, привезенный в Париж кавалером де Гиз, из поваренка стал удивительным скрипачом и автором арий, песен и опер.
– Не совсем так! – ответил Евгений, на которого под влиянием вина напал дух противоречия, – инструментальная музыка в опере Люлли несложна и бедна; весь аккомпанемент следует обыкновенно одинаковыми ритмическими движениями с голосами, в хорах инструменты играют лишь партии голосов, без самостоятельного музыкального рисунка и ритма; изредка только к смычковому хору присоединяются несколько флейт или гобоев. Люлли, правда, заслужил название божественного, но ведь это благодаря танцам, торжественным процессиям, декорациям, костюмам, т. е. благодаря всему тому, что возбуждало чувство и ласкало зрение. Во всем этом проявился его замечательный талант.
– То есть вы хотите сказать, что он был великий не повар, а сервировщик? – прервал Евгения Торопуло. – Но ведь в соусах-то и проявляется истинный талант.