– Маша! ты не в духе? – сказал он.
Я ответила холодным взглядом, который говорил: «Нечего спрашивать! что за любезности?» Он покачал головой и робко, нежно улыбнулся, но в первый раз еще моя улыбка не ответила на его улыбку.
– Что у тебя было нынче? – спросила я, – отчего ты не сказал мне?
– Пустяки! маленькая неприятность, – отвечал он. – Однако теперь я могу рассказать тебе. Два мужика отправились в город…
Но я не дала ему досказать.
– Отчего ты не рассказал мне тогда еще, когда за чаем я спрашивала?
– Я бы тебе сказал глупость, я был сердит тогда.
– Тогда-то мне и нужно было.
– Зачем?
– Отчего ты думаешь, что я никогда ни в чем не могу помочь тебе?
– Как думаю? – сказал он, бросая перо. – Я думаю, что без тебя я жить не могу. Во всем, во всем не только ты мне помогаешь, но ты все делаешь. Вот хватилась! – засмеялся он. – Тобой я живу только. Мне кажется все хорошо только оттого, что ты тут, что тебя надо…
– Да, это я знаю, я милый ребенок, которого надо успокаивать, – сказала я таким тоном, что он удивленно, как будто в первый раз что увидел, посмотрел на меня. – Я не хочу спокойствия, довольно его в тебе, очень довольно, – прибавила я.
– Ну, вот видишь ли, в чем дело, – начал он торопливо, перебивая меня, видимо, боясь дать мне все выговорить, – как бы ты рассудила его?
– Теперь не хочу, – отвечала я. Хотя мне и хотелось слушать его, но мне так приятно было разрушить его спокойствие. – Я не хочу играть в жизнь, я хочу жить, – сказала я, – так же, как и ты.
На лице его, на котором все так быстро и живо отражалось, выразилась боль и усиленное внимание.
– Я хочу жить с тобой ровно, с тобой… Но я не могла договорить: такая грусть, глубокая грусть выразилась на его лице. Он помолчал немного.
– Да чем же неровно ты живешь со мной? – сказал он.-Тем, что я, а не ты, вожусь с исправником и пьяными мужиками…
– Да не в одном этом, – сказала я.
– Ради бога, пойми меня, мой друг, – продолжал он, – я знаю, что от тревог нам бывает всегда больно, я жил и узнал это. Я тебя люблю и, следовательно, не могу не желать избавить тебя от тревог. В этом моя жизнь, в любви к тебе: стало быть, и мне не мешай жить.
– Ты всегда прав! – сказала я, не глядя на него.
Мне было досадно, что опять у него в душе все ясно и покойно, когда во мне была досада и чувство, похожее на раскаяние.
– Маша! Что с тобой? – сказал он. – Речь не о том, я ли прав или ты права, а совсем о другом: что у тебя против меня? Не вдруг говори, подумай и скажи мне все, что ты думаешь. Ты недовольна мной, и ты, верно, права, но дай мне понять, в чем я виноват.