ибо только в общей сокровищнице европейских идей могли они найти мотивы и оправдание для этой борьбы».
Надо посмотреть теперь, как развивалось то противоречие. Разумеется, пока критики не трогали его, оно существовало совершенно мирно. Киреевский, Хомяков, К. Аксаков как нельзя лучше умещали его в своей груди и даже не подозревали, до чего оно грозное. Но вот что случилось.
Циркуляр министра внутренних дел, разъяснивший в 1853 году несовместимость бороды с дворянским мундиром, был если и не самым основательным, то во всяком случае самым успешным изо всех министерских циркуляров. Он сразу и навсегда положил конец тому фазису славянофильства, в котором вопрос о «русском направлении» сливался с вопросом о русском платье. Когда несколько лет спустя всем русским подданным возвращено было право облекаться в какую угодно, хотя бы азиатскую, одежду, славянофильство этим правом уже не воспользовалось, и слова Хомякова о необходимости «слиться» с жизнью русской земли, не пренебрегая даже мелочами обычая и, так сказать, «обрядным единством, как средством достижения единства истинного и еще более как видимым его образом», – остались без всякого последствия.
Итак, славянофильство вдруг оказалось гонимым, и притом с двух сторон: правительством за либерализм (мурмолка, борода и пр.), либералами – за «археологию». Доктрина, как совмещавшая в себе непримиримые противоречия, никому не показалась по вкусу. С одной стороны говорилось: «раз вы ненавидите современный строй, то вы – преступники, хотя бы и терпимые еще», с другой: «раз вы ненавидите современный строй, то будьте искренни. Ибо с какой точки зрения ненавидите вы его? С точки зрения собственного достоинства? Личной свободы? Прекрасно: все это – западноевропейские начала. Итак, искренне и откровенно примкните к нам».
Но сделать это славянофилы не хотели и не могли. Самые преданные из них, «иллюзионеры», позволили развиться противоречию до того, что, вроде Ивана Аксакова, проповедовали общину, артель и пр., служа директорами в банке; другие, поняв существование противоречия, решились отделаться от него, превратив «славянофильство» в «национализм».
Что такое национализм? Это именно одна, правая сторона славянофильства.
Славянофилы всегда исходили из мысли, что русский народ особенный, т. е. такой, которому указаны другие пути, чем народам западноевропейским. У тех – индивидуализм и борьба личности с личностью за счастье; у нас – община; у тех политическая свобода – нам этого не надо и т. д. Но русский народ не только особенный, он –