Генрих Гейне. Его жизнь и литературная деятельность (Вейнберг) - страница 11
И вот в одно прекрасное утро наш приказчик бакалейного склада «сбежал» – и очутился в доме своих родителей. Но мать далеко еще не отреклась от мысли увидеть своего Гарри «великою денежною державой»; вот почему очень скоро после бегства его из Франкфурта мы находим его в той же торговой сфере – в Гамбурге. Там в эту пору занимал видное место в банкирском мире его дядя, Соломон Гейне, несколько времени спустя – миллионер, один из самых крупных финансовых деятелей. Генриху Гейне приходилось, как увидим, еще несколько раз в жизни иметь контакты – почти исключительно материального свойства – с этим дядей, и притом контакты, часто оканчивавшиеся не совсем приятно для племянника, хотя во многих случаях и не без вины со стороны этого последнего. Но если о значительной части своих родственников наш поэт почти всю свою жизнь не мог говорить без желчи и злобы, если некоторых из них он прямо называл главными виновниками своей гибели, то к Соломону Гейне, несмотря на происходившие между ними разногласия, он всегда относился с симпатией и уважением, даже любовью, за многие его выдающиеся свойства, между которыми поэт находил и родственные с его собственными.
Соломон Гейне, дядя поэта.
Этот-то Соломон Гейне, исполняя желание родителей Генриха – указать ему путь, как сделаться денежной державой, доставил юноше что-то вроде коммерческой агентуры, а в 1818 году – необычайно комическая ирония судьбы – мы видим будущего автора «Путевых картин» во главе собственной комиссионерской конторы под вывеской «Гарри Гейне и К°»! Излишне говорить, что дела «фирмы» шли крайне безобразно, и нисколько не удивительно, что менее чем через год состоялась ликвидация этого предприятия; но зато этим якобы коммерческим занятиям нашего поэта, его постоянному общению с миром торгашей, спекулянтов, банкиров и им подобных мы обязаны несколькими страницами прозы и стихов, принадлежащими к остроумнейшим произведениям сатирического пера Гейне. Семена, брошенные в этом отношении в его ум и душу еще во Франкфурте, здесь находили для своего произрастания почву еще благодатнее – тем более что наблюдатель сделался старше на целых два-три года… Не найдем ли мы после всего этого вполне естественным, что Гейне в эту пору сравнивал себя с теми лебедями, которые в Гамбурге проводят зиму в том же замерзшем бассейне реки Альстера, где они плавают и летом, услаждая своим видом гуляющую публику, – лебедями, о которых маркёр местного ресторана говорил нашему поэту, что «им среди этого льда очень хорошо, холод для них очень здоров»?