– Это зачем столько?!
– Что, матушка?
– Зачем столько… детей?
– Да ведь как же мне быть-то? замужем я… сударынька!
– Ну и что же такое!.. И я замужем… Детей нет.
– Ваше дело иное, сударынька…
– Отчего дело иное? Пустяки!
– Как пустяки, болезная: вы живете в таких-то широких хоромах… Накось какое место… займаете… простор вам… разойдетесь и не сустретитесь; а у нас избы тесные, всё мы вместях да вместях…
– Ну и не надо!
– Да не надо, а приключается.
Тут сразу и баба и дама остановились, и тетя расхохоталась, а Гильдегарда сконфузилась. Тогда и «бывшая» Д* что-то поняла и, осмотрев бабу в лорнет, проговорила:
– Saves-vous: elle est maigre, mais…[9]
Дама вдруг вздрогнула, несколько раз перекрестилась и прошептала:
– Retire-toi, Satan[10]
Прощаясь с тетей, дама еще выкинула претрогательную штуку, которая была бы в состоянии очень сконфузить тетю, если бы та не была находчива.
Когда тетя простилась и с этою дамою и со всеми нами, и перецеловала всех окружавших ее дворовых женщин и горничных девушек, и уже занесла ногу на спускную ступеньку коляски, – «бывшая» Д* ринулась к ней, как дитя к страстно любимой няньке, и закричала:
– Arretez! Arretez![11]
– Что вам угодно, princesse?[12]
– Вот именно… вот и об этом… Если можно… я могу буду вам это отдать?
Она держала вынутый из кармана капота конверт.
– Что это такое?
– Мой testament…[13] я всех на волю.
– Ах, это надо послать в опекунский совет!
– Да, вот уж это именно вы… Я боюсь сделать именно так, как не надо.
Тетя взяла конверт.
– И еще… мне скажите, – проговорила и запнулась Д*: – что я могу буду или нет к вам написать?
– Пожалуйста!
– И вы мне будет писать ответ!
– Непременно!
– Тогда… еще одно… Я могу буду вас попросить…
– Все, что угодно.
– Не пишите мне princesse, а… напишите мне…
– Просто ваше имя?
– Нет!.. напишите мне просто: ты!
Тете, вероятно, показалось, что она ослышалась, и она недоумело и тихо спросила:
– Что?
А та ей робко и краснея прошептала:
– «Ты»! я хочу: «ты»!
Тогда тетя вдруг вся вспыхнула, нагнулась к ней, поцеловала ее и сказала ей твердо и громко:
– Хорошо: я тебе напишу «ты» и буду о тебе думать с любовью, которой «ты» стоишь.
Тут и произошло для финала нечто смутившее тетю, потому что бывшая ее соперница и «бывшая» Д* вдруг сжала в своих руках и поцеловала ее руку!..
Но тетя Полли, я говорю, была находчива: она успела взять обе ее руки, и обе их поцеловала и сказала:
– Будь счастлива – и прощай, а то я, пожалуй, при всех разревусь здесь, как дура!
……………………………
Подозревали тогда, что в мозгу Д* в это время была уже такая путаница, что она не узнавала в тете Полли лицо, некогда ее сильно уязвившее; но это была неправда. Компаньонка этой дамы рассказывала, что, сделав знакомство с тетею, Д* постоянно ею бредила, и искала случая говорить о ней, и всякий разговор заключала словами: