В это время Италия представляла собой главный музыкальный центр; она была наполнена музыкальными школами, академиями-консерваториями и давала последнюю оценку артистам: каждый серьезный музыкант считал своим долгом побывать в ней и услышать ее приговор, без чего он считался не вполне законченным. Поэтому туда стекались артисты со всех концов света; одни – за славой, другие – за падением. И Леопольд Моцарт считал нужным показать Италии своего гениального сына. Целый год был посвящен изучению итальянского языка, и как только все приготовления к путешествию были окончены, отец поспешил увезти Вольфганга в Италию. Путешествие предпринято было зимой, в декабре 1769 года, и совершилось благополучно, хотя у Моцарта потрескались руки, а лицо обветрило, как у любого солдата. Но горячий прием вскоре отогрел маленького замерзшего музыканта: Италия встретила его не как ученика, а как знаменитого артиста. Всюду, где он появлялся, стечение народа было так велико, что два дюжих господина должны были расчищать ему путь к органу. Дамы присылали Вольфгангу букеты и восторженные стихи, певицы дрожали, когда им приходилось выступать перед ним, знатные вельможи присылали ему для прогулок свои экипажи с лакеями на запятках, и Леопольд Моцарт, сделавший себе и сыну нарядные шелковые костюмы, с гордостью возил своего артиста по городу. Филармоническая академия в Болонье избрала Моцарта своим членом. Чтобы получить это почетное звание, он должен был решить труднейшую контрапунктическую задачу. То, над чем другие долго трудились, и часто без успеха, Моцарту было так же легко, «как съесть кусок хлеба». Его заперли в отдельную комнату, но через полчаса он стал стучать в дверь. Думая, что мальчик шалит, не хотели отворить дверь, но он продолжал стучать, и его пришлось выпустить: оказалось, что Моцарт окончил свою задачу. Его приветствовали громом рукоплесканий. Про его необыкновенную память рассказывают следующее: во время страстной недели в Ватиканской церкви исполнялись Miserere[2], которые запрещалось переписывать и продавать под страхом отлучения. Самое знаменитое было Miserere Аллегри, и Моцарт, прослушавши его раз в церкви, написал его дома на память. Весть об этом необыкновенном событии достигла самого папы, но вместо отлучения этот проступок доставил Моцарту еще большую славу: папа пожелал его видеть и пожаловал ему орден «Золотой шпоры», дающий в Италии права дворянства и свободный вход в папский дворец. Все эти почести не омрачили светлой души Моцарта; он оставался все тем же невинным веселым ребенком. Только в Милане, когда ему заказали оперу «Митридат, царь Понтийский», он на время оставил свои шалости, до которых был большой охотник и, погруженный в работу, стал задумчив, серьезен и писал с таким усердием, что у него заболели пальцы. Отец всячески старался развлечь его, не давать ему уставать; по его просьбе мать и сестра писали Моцарту веселые письма, но он в ответах просил об одном – молиться за успех его оперы. Постановка оперы обошлась не без интриг: многие, завидовавшие Моцарту, старались подорвать доверие к произведению юного автора, но все злые языки смолкли при первой же репетиции; опера под личным управлением Моцарта прошла с необыкновенным блеском, и успех ее возрастал с каждым представлением.