Филипп, в бытность свою в юности заложником в Фивах, испил из золотой чаши греческой культуры, и теперь, занятый мечтою объединить Грецию под своей властью и стать носителем ее назначений, решил дать своему сыну эллинское образование. Он удалил его в небольшой город Миезу и отдал на попечение Леонида из Эпира, родственника царицы, и Лизимаха из Акарнании, ученого, хотя и не особенно талантливого, ритора. Под их руководством Александр быстро изучил предметы тогдашнего образования и в 10 лет удивлял прибывших к Филиппу в качестве послов Демосфена и Эсхина знаниями по литературе и изящною декламацией монологов из греческих драм. Но еще шире развились его способности, когда, по достижении 13-летнего возраста, он поступил под руководство Аристотеля, величайшего мыслителя древности. Аристотель, как известно, был сын Никомаха, семейного врача и друга Филиппа, и последний, говорят, еще в 356 году до н. э. писал стагирийскому философу письмо, в котором извещал о рождении сына и изъявлял свою радость по поводу того, что это случилось в его, Аристотеля, жизнь. Это предание ныне дискредитируется, но совпадение, на которое оно указывает, было несомненно делом большого счастья. Мощный ум завоевателя мира пришел в соприкосновение с мощным умом “завоевателя мысли”, и результаты были таковы, что впоследствии Александр сам говаривал, что если отцу он обязан жизнью, то Аристотелю он обязан еще большим – осмысленною жизнью. Он проводит три года в занятиях высшими науками и приобретает такое уважение к знанию и просвещению, что, много лет спустя, среди жестокостей войны, его меч постоянно опускался перед созданием мысли и ее творцом. Он получает необычайную любовь к поэзии, и позднее, заброшенный в пустынный угол Азии, выписывает из Македонии кипу книг – драмы Эсхила, Софокла и др. Он особенно привязывается к “Илиаде”, воспевающей подвиги его предка Ахилла: носит экземпляр ее с собою повсюду во все экспедиции и кладет его на ночь вместе с оружием под подушку. Он изучает риторику, политику и вообще государственные науки и выносит из них тот своеобразный космополитизм, который старается провести в жизнь в последние свои годы. Словом, все те гуманитарные симпатии, которые он обнаружил в течение своей карьеры, он носит зародышами уже в отроческой своей душе, и нет сомнения, что они были вложены ему его гениальным учителем.
Параллельно развивались и другие стороны его натуры. Сильный и бесстрашный от природы, унаследовав от матери ее пылкий и энергичный характер, а от отца – его настойчивость и выдержку, он беспрерывными упражнениями довел свой организм до высшей степени выносливости и ловкости. Он с редким умением переносил голод, холод и усталость, метал копье и скакал верхом лучше всех своих сверстников и любил идти навстречу риску и опасностям. Однажды к Филиппу, страстному любителю лошадей, привели кровного фессалийского скакуна Буцефала. Царь пришел в восторг от его грации и силы, но когда стали пробовать его бег, то оказалось, что он решительно не поддается узде и никому не позволяет на себя сесть. Лучшие конюхи и жокеи ничего не могли поделать с ним, и раздосадованный царь приказал уже было увести его, когда наблюдавший всю сцену молодой Александр выступил вперед и попросил позволения попытать счастье. Придворные рассмеялись, но царевич продолжал настаивать, и Филипп уступил. Заметив, что Буцефал боится своей собственной тени, Александр повернул его лицом к солнцу и, успокоив ласками, легко вскочил ему на спину. Строптивый конь начал было свои прежние маневры, но Александр сидел, словно приросший, и потихоньку пустил его рысью. Мало-помалу рысь перешла в галоп, а потом в карьер, и Александр, обскакав несколько раз двор, подвел к Филиппу усмиренного коня. Все рассыпались в похвалах, и царь, обнимая сына, со слезами на глазах проговорил: “Ищи себе другого царства, сын мой: Македония для тебя мала”.