История Девьера, первого полицеймейстера Петербурга, в высшей степени интересная сама по себе по своей романтичности, ярко рисует злопамятный и беспощадный нрав светлейшего князя. Мы можем рассказать ее только в немногих словах. Однажды, во время пребывания в Голландии, Петр Великий заметил на одном корабле красивого, необыкновенно ловкого и проворного юнгу. Юноша оказался сыном крещеного португальского еврея по фамилии Девьер, с радостью принял предложение царя поступить к нему на службу. Сначала он был на побегушках у Меншикова, но скоро царь взял его к себе в денщики, и, будучи доволен его службой, стал повышать в чинах. В1712 году Девьер обратился к Меншикову с предложением выдать за него свою сестру Анну Даниловну, во взаимности которой он был уверен. Но надменный фаворит, успевший уже позабыть о собственном, более чем скромном происхождении, отнесся к этому предложению как к неслыханной дерзости и отказал, а когда тот стал настаивать, то вместо ответа приказал высечь навязчивого жениха батогами. Тогда Девьер бросился к государю, прося заступничества, и Петр приказал обвенчать влюбленных. Вслед за тем Девьер был назначен обер-полицеймейстером, а впоследствии генерал-лейтенантом и сенатором. Но как Девьер ни возвышался, Меншиков все не мог простить ему того, что он насильно вошел к нему в родство. Со своей стороны Девьер, хотя по солидарности интересов и принадлежал к одной с ним политической партии, платил ему такими же “нежными” родственными чувствами и, посланный в 1726 году в Курляндию для разбора жалоб Анны Иоанновны на князя, не стал щадить последнего и представил дело в пользу герцогини. Этого было достаточно, чтобы нажить ему в князе смертельного врага. И вот болезнь императрицы дала Меншикову возможность окончательно погубить как ненавистного шурина, так и всех его единомышленников.
16 апреля, когда болезнь особенно усилилась, Девьер, находясь во дворце, имел неосторожность сказать плачущей Скавронской: “Не надобно плакать”. Цесаревне Анне, вышедшей из комнаты больной, он сказал: “О чем печалиться? Выпей рюмку вина”, – не встал перед ней и смеялся, что было, конечно, неприлично. Этим воспользовался Меншиков, и Девьера предали суду. С расспросу и пыток он оговорил Толстого, Ушакова, Скорнякова-Писарева, старика Бутурлина, одного из Нарышкиных и молодого Долгорукого. Открылось также сообщество герцога Голштинского. Все они, кроме герцога, были привлечены к суду. Правда, все преступление их заключалось только в одних разговорах о том, что не следует допускать брака великого князя с Меншиковой. Но для князя это было, конечно, самое непростительное государственное преступление; и так как императрица видимо угасала, то суд действовал с необыкновенной поспешностью – в 10 дней окончил дело, а несчастная императрица за несколько часов до смерти подписала приговор своим верным слугам, помогавшим возвести ее на престол: Девьера и Толстого, лишив чинов, чести и деревень, сослать – первого в Сибирь, второго в Соловки, Скорнякова-Писарева бить кнутом и сослать; остальные также чувствительно наказаны. Потом еще прибавлено: Девьеру при ссылке учинить наказание, бить кнутом.