В душе Новикова была обычная борьба: он любил Лиду, но в ее чувстве не мог разобраться. Иногда ему казалось, что она любит его, иногда – нет. И тогда, когда он думал, что «да», ему казалось вполне возможным, легким и прекрасным, что ее молодое, стройное и чистое тело сладострастно и полно будет принадлежать ему. А когда думал, что «нет», та же мысль казалась ему бесстыдной и гнусной, и тогда он ловил себя на чувственности и называл себя низменным, дрянным человеком, недостойным Лиды. Новиков шагал по доскам и загадывал:
– Если ступлю правой ногой на последнюю доску, то «да» и надо объясниться, а если левой, то…
Ему не хотелось думать, что будет тогда. На последнюю доску он ступил левой ногой, облился холодным потом и сейчас же сказал себе:
– Фу, какие глупости! Точно старая баба… Ну… Раз, два, три… со словом «три» прямо подойду и скажу. Как я скажу?.. Все равно. Ну, раз… два… три… Нет, до трех раз… Раз, два, три… раз, два…
Голова у него горела, во рту пересохло, и сердце колотилось так, что ноги дрожали.
– Да будет вам топтаться! – с досадой сказала Лида, открывая глаза. – Слушать мешаете!
Только теперь Новиков заметил, что Зарудин поет. Молодой офицер пел старинный романс:
Я вас любил, любовь моя, быть может,
В моей груди угасла не совсем…
Пел он недурно, но так, как поют люди малоразвитые: заменяя выражение криком и замиранием голоса. И пение Зарудина показалось чрезвычайно неприятным Новикову.
– Это что же, собственного сочинения? – спросил он с непривычным чувством злобы и раздражения.
– Нет… Не мешайте! Сидите смирно! – капризно приказала Лида. – Если музыку не любите, так на луну смотрите.
Совершенно круглая и еще красная луна действительно медленно и таинственно выглянула из-за черных верхушек сада. Ее легкий неуловимый свет заскользил по ступенькам, по платью Лиды и по ее улыбающемуся собственным мыслям лицу. Тени в саду сгустились и стали черными и глубокими, как в лесу.
Новиков вздохнул.
– Лучше уж на вас, – неловко сказал он и подумал: «Какие я пошлости способен говорить!»
Лида засмеялась.
– Фу, какой дубовый комплимент!
– Я не умею комплиментов говорить, – угрюмо возразил Новиков.
– Да замолчите… слушайте же! – досадливо дернула плечами Лида.
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем!..
Звуки рояля звонкими кристальными всплесками отдавались в зеленом сыром саду. Лунный свет все яснел, а тени становились все глубже и черней. Внизу, по траве, тихо прошел Санин, сел под липой, хотел закурить папиросу, но раздумал и сидел неподвижно, точно зачарованный тишиной вечера, которую не нарушали, а как-то дополняли звуки рояля и молодого страстно поющего голоса.