– Нужно искать настоящие, – закончил он мою мысль и опять заорал: – А главное, заметь, этот хмырь Ильич дрыхнет! Дрыхнет, как ни в чём не бывало, а я опять должен кого-то спасать, рисковать жизнью, репутацией и свободой! Контузия у него! Это у меня контузия! Слушай, может, мне пойти придушить его?! – перешёл он на шёпот. – И сразу кончатся все проблемы! И не нужно будет испытывать вечное чувство благодарности, и отрабатывать эту благодарность, отрабатывать, отрабатывать, пока не сдохнешь от чьей-нибудь пули, или пока не посадят в тюрьму!!
– Тсс! – зажала я ему рот. – Придушить ты его всегда успеешь. А сейчас нужно спасать ни в чём не повинных людей.
– А что делать-то?! – паническим шёпотом спросил он.
– Быстрее! – Я потянула его из кухни.
– Куда? – Он тоскливо обернулся на джезву.
– Добывать волшебные капсулы!
Когда мы выбежали на улицу, от окна метнулась какая-то тень.
– Нас кто-то подслушивал! – на бегу сообщила я Бизе, но он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Элка, когда вернёмся, уволюсь из школы! Уволюсь к чёртовой матери!! Сил моих больше нет быть педагогом!! Запарился я!
– А сюжеты?! – захохотала я. – Откуда я буду брать сюжеты?!
– Из головы! – закричал он.
Где-то в шумных верхушках деревьев куковала кукушка.
Вот уж не знала, что они и ночью кукуют…
Ганс дрых в своём домике без задних ног. Видно, на диване ему стало тесно, потому что он стащил постельные принадлежности на пол и валялся поперёк комнаты, раскинув руки и храпя во всю мощь своих молодых лёгких.
– Гансик! – ласково позвала я его. – Вставай!
Глеб бесцеремонно подхватил Гаспаряна под мышки и поставил на ноги.
– Вставай! – повторила я.
– А зачем? – не открывая глаз, резонно поинтересовался Ганс. – Вроде лег только что, ещё даже ничего не приснилось…
– Пойдём на кухню, поговорим, – подтолкнул его Бизя к двери.
– О чём?! – Гаспарян всё же открыл глаза и посмотрел на нас страдальчески и непонимающе.
– О жизни. О любви. О твоём здоровье и твоей прожорливости.
На кухне, как две капли воды похожей на прежнюю, Бизя снова поколдовал над джезвой и поставил её на газ. Аромат молотого кофе наполнил маленькое помещение. Он был из другой жизни – размеренной и спокойной, где утро обещало только удачный день, только хорошие события и исключительно приятные встречи.
– А при чём тут моя прожорливость? – спросил Ганс, окончательно просыпаясь.
– Гансик, ты как в последнее время себя чувствуешь? – елейным голосом начала я допрос.
Гаспарян уставился на меня огромными чёрными глазищами, в которых была бездна наивности и детского желания ответить взрослому то, что от него требуется, но что именно требуется, Ганс не знал.