– Как зачем? – усмехнулась Элка, щурясь сквозь сизый дым. – Я думаю, все эти штучки с украденной обезьяной, похищением Ганса, колючей проволокой поперёк поля и взрывами – чистой воды пижонство. Борисовцы всеми этими дешёвыми штучками хотят сказать нам – мы всё про вас знаем!! Куда бы вы не сунулись, что бы вы не сделали, мы знаем об этом ещё до того, как вы об этом подумаете!! Взрыв был нешуточный. Джипяру разнесло не по-детски. Если бы не шаман и дохлая ворона, кого-нибудь из нас, кто первым ринулся убирать проволоку, разорвало бы на куски! Бандиты пугают нас, устрашают, грозят!! Ждут, что мы струсим, бросим «скул бас» на дороге и вернёмся в Сибирск. И тогда они смогут разобрать автобус хоть на запчасти в поисках семнадцати капсул! Но мы не бросаем автобус, чем, очевидно их очень удивляем. Ведь они не знают про бельгийских заложников, которых мы спасаем. Чтобы отобрать у нас автобус, борисовцы даже подсовывают нам на пути подсадного гаишника, задача которого забрать «скул бас» якобы на штрафстоянку…
– Тогда непонятно, зачем похитили Ганса!
– Варианта два. Его похищение – способ заставить нас запаниковать, броситься на его поиски и забыть о цели своей поездки, или… Или, как я уже говорила, кто-то из нас работает на бандитов и до них дошла информация, что Ганс сожрал капсулы. Помнишь, нас кто-то подслушивал у кемпинга? – Элка развела руками. – Других вариантов нет. Это я вам как бывший криминальный репортёр говорю.
Мыслишка, дремавшая в глубине моего сознания, опять приподняла голову. «Ну, что я тебе говорила, идеалист хренов!» – обозначила она своё присутствие.
Элка вдруг наклонилась ко мне и зашептала тревожно и торопливо, будто боялась не успеть что-то сказать:
– А теперь давай, пока нас никто не слышит, быстро вспоминай, как подбирались люди в эту командировку?! Кто выдвигал кандидатуры, кто их утверждал, может быть, кто-то напросился в поездку сам, как всё происходило?!!
– Да обыкновенно происходило, – пробормотал я, пытаясь в подробностях вспомнить детали подготовки этой поездки. – Ильич заскочил после уроков ко мне в кабинет и сказал, что, скорее всего, из баб… в смысле, учительниц, кроме Лаптевой, никто не поедет. У неё одной – ни детей, ни мужей, ни свекрови, ни дачи. Троцкий попросил, чтобы я поговорил с Викториной, ну, я и… поговорил. Сначала Лаптева наотрез отказалась, сказала, что её укачивает в автобусах, что ей нужно срочно лечить зуб, а на следующий день пришла и сказала, что её зубной врач заболел, а она давно мечтала посмотреть Алтай. Я поинтересовался: «Вас не будет укачивать? Дорога неблизкая». Она ответила, что подруга дала ей какие-то чудесные таблетки. Так и договорились. Германа Львовича я взял в поездку по одной простой причине: он единственный мужчина в школе, кроме меня и Троцкого. Герман умеет водить машину, у него есть права, а ещё он неплохо ладит с детьми и умеет проводить всякие викторины и конкурсы. Вот, собственно, и все соображения насчёт кандидатуры Абросимова. Когда я ему предложил поехать, он очень обрадовался. Сказал, что терпеть не может дачные дела в начале лета и лучше уехать к чёрту на кулички, чем копать, боронить и сажать.