- Не шематись! - крикнул тугим и звонким, как натянутый трос, голосом. - Руки на стол! Ну-у! Поговорим по-настоящему.
- Ты что? - прохрипел Семенчук, бледнея. - Ты что!.. Ах ты, с...
- Цыть! - оборвал Селезнев с мрачной угрозой. - Только пикни! Дыр наделаю - не сосчитаешь! Эй, кто там? Сюда иди!
Стоявший у дверей народоармеец ворвался в каюту.
- Обезоружить!
В несколько секунд Семенчук лишился всех знаков своего командирского звания.
- Вот теперь погрузился и сиди, - мрачно пошутил Селезнев. - Все равно, где расстреляют: здесь или за Амуром.
Он вышел из каюты и запер Семенчука на ключ.
- Иди на берег, - сказал народоармейцу, - и позови Кныша. Скажи, мол, комендант и Семенчук зовут узнать насчет продуктов. Да пошли ко мне Назарова!
Он еще не знал точно, что ему делать в дальнейшем, но первая позиция была занята почти без боя.
- Назарыч! - сказал он, когда взводный спустился вниз. - Всю команду незаметно разложи по борту. Усову скажи, пущай приготовится. Как кончат грузить дрова, скажешь мне, а кого другого пошли отдать концы. Если спросят на берегу, зачем отвязывает, пущай скажет, что грузить, мол, вас будем у второго причала, выше...
"Может, выйдет, а может, и нет", - подумал он, провожая взводного глазами. Во всяком случае, ему самому не следовало вылезать наверх без Семенчука.
Минут через пятнадцать пришел Кныш.
- Ну, как там? Что говорят?
- Да что, товарищ комендант, народ серый... - Кныш презрительно почесал за ухом. - Я им наговорил страстей - до будущего года хватит. Придет, говорят, Семенчук, будем митинговать. Только злы они - это верно.
- Ладно. Больше на берег не ходи. Ступай.
Когда Селезневу сообщили, что погрузка окончена, он не пришел еще к ясному решению. Туго перетянув пояс и надвинув фуражку на лоб, взбежал на палубу и, пригибаясь к доскам, почти ползком перебрался на баржу. Нудно скрипела ржавая цепь, и где-то внутри медленно стучала машина, подталкивая судно навстречу якорю.
Весь Семенчуковский отряд сгрудился у второго причала. Бесформенная, обезглавленная масса зловеще чернела на светло-зеленом фоне берега, но Селезнев чувствовал всем своим нутром, что она сплошь состоит из усталых, растерянных и обманутых людей.
Лежа между снарядными ящиками, он слышал, как пароходные лопасти со звоном раскалывали воду, и думал, как поступить. Он мог бы просто миновать второй причал, дав судну полный ход. Но тогда люди на берегу почуют измену и откроют стрельбу. Он не имел права идти на такой риск, чувствуя под ногами семьдесят пудов динамита. Одной пули в трюм было бы достаточно, чтобы от гнилой посудины не осталось и следа. Значит...