— Не бойся, Эли. Мы ещё долгие годы будем вместе…
— Они целовались?
— Да, мадам. Я видел это собственными глазами.
— Какое бесстыдство!
— Более того: они переписываются, обмениваются подарками — пока ещё вполне невинного толка, но, полагаю, на этом они не остановятся.
— О-о-о! Что же мне делать? Я ещё не оправилась после родов, и потому действие порошка может оказаться вовсе не тем, что обычно!
— Есть и иные порошки, мадам.
— Я вас не понимаю.
— Вы правы, об этом лучше не говорить. Но Вуазен — большая мастерица, когда речь заходит о столь деликатных вещах. Доверьтесь ей, как доверялись в иных делах, и ваша соперница получит своё.
— Эй, Хайме! Куда опять Воробушка утащили, хотел бы я знать?
Хайме, с помощью рисунков на земле объяснявший юнгам, почему фрегат может быстро ходить бейдевиндом, а галеон нет, без особого удовольствия отвлёкся от своего занятия.
— Чего тебе, Жером? — спросил он.
— Где капитан? — Меченый, если судить по его роже, находился не в самом лучшем расположении духа. — Опять её таскают на эти…приёмы, чёрт их дери? Почему мы битых три недели протираем штаны в раззолоченных комнатах, а не направляемся в Сен-Доменг?
— Мне это тоже не нравится, но я молчу, — крякнул Хайме.
— А! — Жером махнул ручищей. — Ну и молчи себе дальше. А я молчать не стану! Я и к королю пойду, если надо, и всё ему выскажу! Мы, морские волки, должны тянуть слабенькое винцо и любоваться тут, понимаете ли, видами, вместо того, чтобы делом заниматься!
— А что ты подразумеваешь под словами «делом заниматься», приятель? — на шум, поднятый Жеромом, явились Граммон и Джеймс, упражнявшиеся от нечего делать в фехтовании на соседней лужайке. И шевалье де Граммон снова был отменно неучтив. — Грабить испанцев?
— Да хоть бы и испанцев грабить! — бушевал Меченый. — Мне тут скоро задницу кренговать придётся, если мы задержимся ещё на месяц-другой. А ты, штурман, — он невежливо ткнул в Джеймса пальцем, — вообще рискуешь отрастить немалые рога!
— Замолчи, — негромко, но гневно проговорил Эшби.
— Я-то могу замолчать, только это уже ничего не поменяет! Пока ты тут шпагой машешь, король уже твою жену…
Жером не договорил. От сильнейшего толчка в грудь он попросту сел наземь.
— Не смей так говорить о ней, — в голосе Джеймса, всегда таком приятном и ровном, прорезалось плохо сдерживаемое рычание. — Не смей, слышишь? А если ты ещё раз рот раскроешь, я тебя убью, и плевать, что ты мой друг.
Вбросив одним красивым движением шпагу в ножны, Эшби развернулся на каблуках и ушёл — быстрым пружинящим шагом, выдававшим крайнюю степень ярости.