На последний поезд Аверьян не успел. Обидно. Но куда денешься? Оставалось дожидаться утреннего.
Пришел Петька.
— Я тут со своими поговорил. Согласились на работу. Чтоб без обиды, кого куда — тянули жребий. Список заделали. Отвези Ивану Спиридоновичу.
— А чего я? Сам и передай. Ему будет приятно. Может, что-то захочет спросить.
Список был составлен на клочке газеты, иной бумаги у беспризорников не оказалось. Сурмач бегло прочитал его. «Что же Петьке досталось?» Палец бегал по словам, написанным чернильным карандашом. Ага! Вот! Цветаев Петр Гаврилович — механические мастерские. Повезло парню.
Аверьян уже хотел было вернуть газетный обрывок Петьке, но обратил внимание на сообщение: «23-го февраля полномочный представитель СССР в Польше Л. Л. Оболенский был принят польским президентом Войцеховским, которому вручил верительные грамоты чрезвычайного и полномочного министра СССР в Польше».
Подосадовал Сурмач на себя: все в поездках, в поездках — и пропустил такое!
Сообщение показалось ему очень важным. Славко Шпаковский опасался, что после убийства президента Нарутовича Польша расколется на два лагеря. «Выходит, верх взяли не те, кто считал убийцу Невядомского национальным героем… Может, и Волка с его волчатами поприжмут?» — с надеждой подумал Сурмач. А ото имело прямое отношение к нему самому. Ослабнет помощь иностранных государств контрреволюционному подполью, и сразу притихнет УВО. Завянут и отомрут квитки и казначеи. И забудет о них трудолюбивая Украина, как забывает здоровый о своих прошлых болячках.
* * *
Аверьян переночевал в милиции, на столе у теплой печки. А утром вместе с Петькой вернулся в Турчиновку.
Выпустили узенькие двери вагонов толпу, зашумел перрон, загалдел.
Продирается Аверьян к выходу. Петька держится поближе к нему.
Сурмач увидел Яроша. Тот спешил к поезду. Поздоровался.
— Ну, что нового? — спросил Тарас Степанович.