Ветерок приносил с собой из соседних кухонь дразнящий запах супа. Но это ничуть не волновало мальчика из бакалейной лавки. Он был преисполнен гордости, что в такой ответственный момент разделяет опасность со своими товарищами, что они сейчас, поглощенные своими мыслями, целиком доверились ему и он один охраняет их баррикаду. Он гордился тем, что молодежь в предместье узнает обо всем. Тимиос не сомневался, что мужчины, женщины, старики и дети из их квартала затаив дыхание следят за ходом боя. Возможно, некоторые, в том числе и его дядюшка, ворчат сердито; другие дрожат и молят мысленно лишь об одном: «Ах! Разделались бы поскорей с этими паршивцами, чтобы не слышать больше стрельбы!» А кое-кто, наверно, досадует, что вынужден сидеть взаперти и не может заняться своими делами, скажем, сходить в парикмахерскую постричься. Но Тимиос прекрасно понимал, что все честные люди хотят, чтобы он и его товарищи спаслись. Это вселило бы надежду в жителей рабочего предместья, задавленных жестоким террором.
Тимиос обернулся и встретился взглядом с Сарантисом, который, казалось, прочел его мысли. Сарантис мерно покачивал ногой… От внимания Тимиоса ничего не ускользало, он заметил даже велосипедное колесо в дверях одного из домов. Как только он его разглядел!
— Ох, мамочка! — жалобно вздохнул он.
В последнее время по воскресеньям после обеда он брал напрокат велосипед и гонял по проспекту…
Он вспомнил свою хибару в деревне, заботливые руки матери, козу, отца Герасимоса, подлого вора! Потом подумал о Фросо, дочке дяди Стелиоса, и тотчас прикусил губу. К чему вспоминать о ней? Противная девчонка, задавала и во всем подражает старшей сестре. Дочки заставили дядю Стелиоса ходить в дом черным ходом. Они считали, что он позорит их перед гостями. Бакалейщик, конечно, мошенник, прячет продукты в подвале, а сам плачется покупательницам, но иногда он вызывает жалость. Как было бы хорошо, если бы Фросо выросла не похожей на свою сестру!
Фартук его висит сейчас на гвозде возле прилавка. Он снял его, когда шел на заседание. В кармане фартука осталась горстка сушеного гороха. Когда Фросо узнает, что с ним случилось, она, наверно, прибежит в лавку и залезет в карман его фартука… Ее, конечно, поразит, что парень, которого она никак не могла понять, сражался за новую жизнь. Кто знает…
— Динь-динь-динь! — в последний раз донесся звук колокольчика. Мусорщик стал на подножку, и машина покатила по асфальту…
* * *
В доме напротив Фани захотелось завести патефон, ей осточертело сидеть одной взаперти. Муж ее спозаранку ушел куда-то взбешенный и с тех пор не показывался. Она покрутила ручку, положила на диск пластинку, поменяла иголку… но в последний момент передумала. Почему? Трудно сказать! Ох, невмоготу ей, невмоготу! Ставни наглухо закрыты, дверь на запоре, во дворе ни души, тишина… Фани то слонялась по комнате, то, испугавшись шума, пряталась за шкаф, то, осмелев, подглядывала в щелочку ставни.