Сарантис и Георгос не могли даже выглянуть из-за баррикады, потому что автоматы на соседней террасе не умолкали ни на минуту.
Бабушка Мосхула ощупью добралась до порога чуланчика. Она ухватилась рукой за засов, застучала в дверцу.
— Мимис! Мимис! — объятая страхом, звала она внука. — Мы погибли! Открой мне!
— Сиди там! Сиди там! — закричал Мимис.
Но он не успел повернуть голову, как пуля попала ему прямо в лицо. Он упал на спину. Но в пылу боя даже Элени, которая была ближе всех к Мимису, сразу не поняла, что он мертв.
Пулемет строчил, как новогодняя трещотка. В окно и носа нельзя было высунуть.
Георгос подполз к своему мертвому товарищу. Он задел его локтем по щеке, но в это время на крыше противоположного дома мелькнула солдатская пилотка, и он, даже не взглянув на Мимиса, прицелившись, выстрелил в нее.
Солдаты уже приближались к воротам их домика.
— Не прячьтесь, ребята! Бросайте гранаты! Бросайте! — заорал Сарантис.
Две ручные гранаты взорвались в переулке, подняв столб пыли. Солдаты ничком упали на землю. Капитан перестал ругаться. Запасники на террасе, пригнув головы, строчили из пулемета.
Бой приближался к концу.
В общей сумятице никто не слышал, как стонал на крыше дома, где жила Фани, молодой греческий солдат. Он лежал, прислонившись головой к трубе и судорожно вцепившись руками в живот. Тщетно пытался он остановить кровь, впитывавшуюся в его грязную рубаху.
Солдата звали Захариас.
Его вместе с большой группой крестьян привезли в Афины с юга Пелопоннеса. В такое бурное время разве поймешь, кто был виноват в их стычке с партизанами! Во всяком случае, в столице им сразу выдали автоматы, ножи, военную форму, напоили всех вином. Большинство из них напоминало не прирученных еще зверей. В полдень они с жадностью набрасывались на обед. А в свободное время сидели в тупом оцепенении и чего-то ждали. Чего же они ждали?
Впав в забытье, Захариас не мог отделаться от нескольких туманных воспоминаний, преследовавших его.
Город. Дикая орда растекается по темной улице. Ей поручено произвести аресты… За что сажают этих людей? «Коммунисты? Прикончить их!» Неужели зарезали ножом эту девушку? Он сует руку за пазуху убитой, которая не успела еще остыть. Щиплет ее, потом стаскивает с коченеющего пальца колечко…
Он вдребезги пьян. Огромный город преследует его, как кошмар, не дает ему покоя. Он в публичном доме, в комнате у проститутки. Вот он вынимает из кармана колечко.
— Возьми его, — еле ворочая языком, говорит он девице.
— С чего это ты мне его даришь, красавчик?
— Так просто.
— Ха-ха-ха!