Тартищев живо перехватил у него лупу и браслет.
Несколько мгновений пристально всматривался в едва различимые цифры. Потом с одобрением посмотрел на Алексея:
— Глазастый! Действительно пятьдесят восемь. — И взял в руки изумруд, принадлежавший Марии Кузьминичне. — А вот главного не углядел. Все-таки, чует мое сердце, разгадка в этом камне. — Он перекрестился, достал из сейфа кинжал с длинным узким лезвием, поддел камень и отделил его от серебряного основания.
Алексей вытянул шею от нетерпения, а Тартищев недоуменно покачал головой.
— И здесь тоже крестик. Как раз между нижним и верхним рисунком. Очень грубое изображение, но чем-то смахивает на католическое распятие. Да-а, — протянул он озадаченно, — сплошные крестики, а в итоге — сплошные нолики. Китайская грамота, да и только.
— Вряд ли это китайская грамота. Думаю, люди сведущие быстро догадаются, что к чему. И первая среди них — Анастасия Васильевна.
Тартищев взял в руки кинжал и проделал ту же операцию с остальными камнями. Но ничего на этот раз не обнаружил.
Он разочарованно покачал головой:
— Пусто. Выходит, что рисунок на центральном камне в самом деле что-то означает. Но не так все просто, Алеша, как ты предполагаешь. Лабазников никогда в простачках не ходил. И я совсем не уверен, что эти рисунки действительно указывают дорогу к кладу.
Вернее всего, это последний в его жизни розыгрыш.
А Василий Артемьевич горазд был на подобные шутки, зачастую очень злые и обидные. — Тартищев вновь вольготно развалился в кресле. — В свое время много разных слухов роилось вокруг его гибели, в том числе и тот, что Прохор его якобы с обрыва сбросил. Я в то время только начинал работать в Североеланске. Этим Делом более опытные агенты занимались, но точно знаю, Прохора спасло то, что обнаружили предсмертную записку Лабазникова.
— Не вяжется здесь что-то, Федор Михайлович, — продолжал стоять на своем Алексей, — зачем ему было затевать эту историю с женитьбой, договариваться о венчании, покупать кольца… Я не думаю, что Мария Кузьминична обманывала меня. Лабазников настроен был серьезно.
— А по-моему, у него от постоянных пьянок в голове что-то сдвинулось. И все эти разговоры, о кладе в том числе, чистейший бред сивой кобылы. Послушай, что я тебе расскажу про папеньку Анастасии Васильевны и несостоявшегося жениха твоей бывшей хозяйки. — Тартищев усмехнулся. — Колоритная была личность, ничего не скажешь. В то время, когда он по-особому сильно гусарил, любимым местом разгула местных купцов был трактир «Яр» по Моховому переулку. Занимал он целых два этажа и принадлежал купцу Курчатову. Сейчас его и в помине нет. Лет десять назад он полностью выгорел. Говорят, цыгане его подожгли в отместку за то, что один из завсегдатаев надругался над певицей из цыганского хора, а потом ославил ее перед гуляющей публикой, что она, мол, за деньги ему отдалась. Но это к делу не относится, — махнул рукой Тартищев. — Словом, был «Яр» местом такого разгула, о котором в других трактирах и не помышляли. В отдельных кабинетах отводили душу и купеческие сынки, и их папаши с бородой до пупа. Иной раз загуляют на неделю, а потом жалуются с похмелья: