— Как же, показалось! — усмехнулся Тартищев. — Из-за этого чучела, можно сказать, все и заварилось.
— А я думаю, это было вроде наживки, чтобы отвлечь ваше внимание.
— Выходит, меня, как ерша, поймали? На дохлую муху?
— Не думаю, что муха дохлой была, — сказал Алексей задумчиво, — сумела ведь она улететь до моего появления…
Пироги и впрямь оказались превосходными. К своему удивлению, Тартищев съел их не меньше десятка. И с мясом, и с грибами, и с вареньем… Но особенно удалась рыбная кулебяка. Отродясь такой вкуснотищи не пробовал Федор Михайлович и даже тайком подумывал, каким образом разузнать у хозяйки секреты приготовления столь замечательного кушанья. И сливки у Марии Кузьминичны превосходные, свежие да сладкие, только что сами в рот не просятся…
Чего греха скрывать, любил Федор Михайлович хорошо покушать, правда, за работой не всегда это удавалось, да и бывало, что со службы придешь — кусок в рот не лезет от усталости. Хотя кухарка у него была отменная. Лет двадцать уже отработала. Его покойной супруги, Лизиной матушки, бывшая крепостная…
Особенно щи да селянки у нее хорошо получаются, каши разные, калачи белые, а вот пироги так себе…
Честно сказать, Федор Михайлович этого не замечал, пока не попробовал сегодняшних пирогов, и растаял…
Расслабился… Но ненадолго! На пороге столовой возник Никита с узлом под мышкой и, взяв под козырек, привычно отбарабанил:
— Ваше высокоблагородие господин надворный советник Федор Михайлович! Бывший унтер-офицер Отдельного Сибирского полка Никита Коломейцев ваш приказ исполнил. Исподнее и портки чистые доставил, а рубаху Лизавета Федоровна забыли положить… Позволите домой смотаться? За рубахой-то…
Тартищев крякнул от досады и махнул рукой. Он не сомневался, что, пошли Никиту по делам хоть двадцать раз подряд, все равно что-нибудь забудет или перепутает. Точно так же, как и его драгоценная дочь…
— Я вам свою рубаху дам, — предложил Алексей.
— Пожалуй, ты худее меня будешь, — засомневался Тартищев.
— Зато в плечах шире, — без тени смущения заявил молодой человек. — Надевайте, не стесняйтесь, а то, пока ваш денщик вернется, на службу опоздаем.
— Ой, Федор Михайлович, — почти по-бабьи охнул денщик, вновь появившись на пороге, — тут к вам кульер от полицмейстера прискакал. Требуют, чтоб на Тагарскую мчались со всех ног. — Он оглянулся на дверь и прошептал:
— Там, кажись, барина важного какого грохнули. То ли Дельмаса, а может, Дильмаса…
— О боже, — схватился за голову Тартищев, — Дильмац! Еще мне этого не хватало! — И принялся лихорадочно переодеваться, не переставая выговаривать Никите: