Все это она плачущим голосом рассказала матери, и старуха, побелев от гнева, спросила:
– Сколько же ты выгадала?
Селеста ответила:
– За четыре месяца восемь франков наверняка.
Тут бешенство крестьянки прорвалось, она бросилась на дочь и опять начала ее так бить, что у самой дух занялся. Потом, придя немного в себя, спросила:
– Ты сказала ему, что беременна?
– Ясное дело, не сказала.
– Почему не сказала?
– Да он опять бы заставил меня платить.
Старуха задумалась, потом, взявшись за ведра, проговорила:
– Ну ладно, вставай и постарайся дойти.
И, помолчав, добавила:
– Смотри, ничего ему не говори, пока сам не заметит, чтоб нам этим попользоваться до седьмого, а то и до девятого месяца.
Селеста поднялась, все еще плача, растрепанная, с распухшим лицом, и продолжала путь тяжелым шагом.
– Ясное дело, ничего не скажу, – буркнула она.