— Умер? — презрительно скривился следователь. — Конечно, умер! После того, как его добил Моргенштейн! Еще бы! Только ты-то здесь причем, дурья твоя башка? Ты ведь этого чеченца только ранил, и то случайно! Убил его не ты, а Моргенштейн!
— Не Моргенштейн, Погодин… — автоматически поправил следователя Андрей. — Моргенштейн вообще не стрелял. Погодин и Балаганов их убивали. Балаганов тогда погнался за тем, который убежал, а Погодин как раз выстрелил старику в голову. Но он и так бы наверно умер, я ведь ему легкое прострелил… Он уже весь синий лежал, задыхался…
— Да плевать! Ты что, пророк? Что ты заладил: "Умер бы! Умер!" Как ты можешь это знать наверняка? Может, выжил бы! Да и в любом случае, закон есть, а он четко определяет: в данной ситуации ты причинил потерпевшему Асалханову тяжкие телесные повреждения. Даже не повлекшие в последствии смерть. Убил то его Погодин. Пока он не выстрелил ему в голову, Асалханов был жив, так?
— Выходит, что так… — задумчиво произнес Андрей.
— Значит, только тяжкие телесные, а это уже совсем другая статья и совсем другие сроки. Здесь все ясно, поехали дальше. Ты же стрелял не конкретно в Асалханова, так? Ты даже не знал в тот момент, что он вообще существует на свете. Значит деяние не умышленное, правильно? Ты стрелял по не выполнившему требования об остановке для проверки транспортному средству, с целью его задержать. По транспортному средству, понял? По колесам, по мотору! Не по находящимся внутри людям. Так?
— Я испугался тогда, — смущенно потупился Андрей. — Мы ведь арабов-наемников ждали. А они, те еще вояки… Душа не на месте была. Когда командир "огонь!" крикнул, я ближе всех к машине был. Ну, думаю, все, звиздец! Сам не помню, как стрелять начал, а уж чтобы целиться куда-то конкретно, такого вообще не было…
— Вот я и говорю, — гнул свое следователь. — Типичное ранение по неосторожности. Целился в машину, а попал в человека… Самый обычный несчастный случай! Умышленным убийством даже не пахнет! А учитывая положительные характеристики, активное участие в контртеррористической операции и прочую лабуду, я думаю, можно твердо рассчитывать на условный срок.
— Не может быть! — в волнении подскочил со стула Андрей, искательно заглядывая в водянистые ничего не выражающие глаза следака. — Вы, правда, так думаете?! Так действительно можно сделать?! Да я Вам по гроб жизни благодарен буду! Все что угодно для Вас сделаю! Мама каждый день за Вас Бога молить будет! Только помогите! Нельзя мне в тюрьму! Мама старенькая уже, больная, ей работать нельзя, а у меня сестренка меньшая растет, невеста уже. Как они без меня? Помогите, прошу, век благодарить Вас буду!