Женщина принесла для Махтаб кружку горячего козьего молока. Махтаб попробовала и сказала, что хочет чаю.
Появилась очень толстая женщина, седая, беззубая, вся в морщинах. На вид ей можно было дать около восьмидесяти лет. Она принесла одежду для меня и Махтаб.
В бездействии снова ко мне пришло беспокойство. Я поинтересовалась, не случилось ли что-нибудь, и узнала, что Мосейн пошел в «город» за машиной. Мне также объяснили, что старая женщина, которая помогла нам одеться, это мать Мосейна. Здесь была и его жена. Это объясняло одну из загадок: Мосейн был турком, а не иранцем. А на самом деле, как я убедилась, не был ни тем, ни другим, потому что принадлежал к курдам и не признавал границы, которую мы пересекли ночью.
Возвращение Мосейна вызвало оживление. Он вручил мне небольшой пакет, завернутый в газету, и позвал нас в машину. Я быстро втолкнула пакет в сумку и поблагодарила мать Мосейна за гостеприимство, но она, к моему удивлению, забралась вслед за мной на заднее сиденье, подав знак отъезжать.
Один из контрабандистов сел за руль, а рядом с ним – молодой парень. Женщина практически закрыла Махтаб. Возможно, так все и было задумано. Мать Мосейна явно воспрянула духом за время этого бешеного спуска. Она беспрерывно курила турецкие папиросы.
У подножия горы водитель сбросил скорость. Перед нами выросло здание поста. Я обмерла. Турецкий солдат заглянул в машину. Поговорив с водителем, проверил его документы, но нас уже ни о чем не спрашивал. Мать Мосейна дохнула ему в лицо дымом папиросы. Часовой махнул рукой, разрешая нам свободный проезд.
Мы двинулись по двухполосному асфальтовому шоссе, бегущему по высокогорной равнине. Почти каждые двадцать минут мы должны были останавливаться на очередных постах. Всякий раз у меня замирало сердце, но нас без проблем пропускали дальше. Мать Мосейна чудесно прятала нас своим телом.
На одном из перекрестков парень молча вышел и направился в видневшуюся вдалеке деревню.
Я вспомнила, что в спешке не попрощалась с Мосейном и не поблагодарила его. Мне стало совестно.
И еще я вспомнила о пакете, который Мосейн вручил мне перед отъездом. Тогда я, не открывая, запихнула его в сумку. Сейчас я вынула его и развернула газету. Здесь было все: и наши паспорта, и деньги, и украшения. Были там все мои доллары; иранские риалы были обменены на толстую пачку турецких лир. Мосейн вернул все, за исключением золотой цепочки. Таким был конец нашего короткого и необычного знакомства. Я была бесконечно благодарна этому человеку за свою и Махтаб жизнь.
Мы снова остановились. Мать Мосейна прикурила следующую папиросу и вышла не простившись, а в машине остались только мы с Махтаб и водитель.