Алла Степановна и Сусанна Андреевна сидели на первом этаже, напротив столовой, и никак не могли расстаться. Обе безнадёжно опаздывали на уроки (откроется дверь, выглянет Тимофей Тимофеевич, спросит: «Почему не на уроках?» Что ответить?). Уже забухали мячи в старом спортивном зале, захлопали там в ладоши делающие упражнения школьники, уже донёсся оттуда зычный голос физкультурника Ивана Васильевича: «Делай раз-два! Три-четыре!», а Алла Степановна и Сусанна Андреевна все сидели на первом этаже, удивлённо глядя друг на друга.
— Знаете, Аллочка, — говорила Сусанна Андреевна, — час назад я встретила Инну Леннер и Гектора Садофьева в скверике около дома семь. Шла мимо, слышу там голоса… Странно, правда? Что случилось с Инной? Какая-то она нервная…
— Неугомонная скорее…
— Почему?
— Сусанна Андреевна! Не хочу вас обижать, но ваша любовь к ним слепа…
— Простите?
— Я хочу сказать, довольно нам головы ломать! Пусть Тимофей Тимофеевич вызывает родителей, беседует с ними… Нам-то что? Вернее, мне-то что? Надоели они мне, сил нет! Газету, видите ли, я их заставляю делать!
— Аллочка, — тихо сказала Сусанна Андреевна. — Не надо злиться. Сходим сейчас к директору и…
— Чёрта лысого! — неожиданно спокойно и грубо ответила Алла Степановна. — Никуда я не пойду!
— Почему? — растерялась Сусанна Андреевна.
— Почему? — усмехнулась Алла Степановна. — А вот почему… Потому что я и так всю жизнь за кого-то прошу, кому-то что-то делаю, за кого-то с ребёнком сижу, за кого-то часы читаю… Надоело! Даже в очереди все за мной место занимают и уходят, а я, дура, стою! Не пойду я с вами к директору за них просить! Потому что нет у меня иллюзий насчёт этих десятиклассников… Хуже они, чем вы о них думаете! Циничнее они… Почему же я должна за них биться? За их неправду биться? Не за что, думаете, мне больше биться? А мне, может, надоело жить в коммунальной квартире — знаете, как плачет за стенкой больной ребёнок, как кто-то про дверь забудет — открыта всю ночь, шаги по коридору: топ-топ-топ! А кто ходит, неизвестно, то ли муж соседкин экзамен сдал и напился, то ли ещё кто-нибудь ходит… Жизнь у меня не такая, чтобы для этих сытых недорослей свечой гореть! О себе мне надо переживать, а не о них! Не хочу! Никуда я не пойду! Вы классная руководительница — вы и идите! — На глазах у Аллы Степановны показались слезы. Чёрная едкая тушь уже начала проникать в глаза, и этим подхлёстывала их к ещё большему слёзорасточительству. — Не знаю, как вы, — продолжала Алла Степановна вопреки собственному желанию, — а я сыта этим классом по горло! А впрочем, вам-то что… Вы своих детей вырастили, а я своих ещё не рожала…