Даже палачи прекратили раздавать удары. В тишине, нарушаемой лишь плачем и стонами цветочниц, Актис продолжала говорить:
— Даже когда я умру, ты не найдешь покоя. До конца твоей жизни каленым железом тебя будет мучить мысль, что тобой пренебрегли как женщиной, ради твоей же рабыни. Знай же, жестокая, Валерий любил меня, как никто никого на свете еще не любил. И он был со мной счастлив. Тебя он никогда не любил, он тяготился тобой. Валерий мой!
И тут Фабия захохотала. Истерически, громко и страшно. Так наверное, смеются фурии. И никто из всех бывших в зале, кроме нее самой, не услышал в этом демоническом веселье готовых вырваться наружу рыданий.
— Глупая девчонка! — хохотала Фабия, стирая с глаз слезы. — Неужели ты думаешь, что этот мальчишка что-нибудь значит для меня? Да он мне безразличен. А твой дерзкий язык я вырву и отдам на съедение сторожевым псам. Эфиоп, начинай?
Эфиоп и его напарник, как волки, накинулись на девушку и мигом связали ей руки и ноги. Актис молчала. Она молила про себя всех богов, но даже в эту минуту лицо Валерия стояло перед нею, словно утешая и успокаивая.
Палач схватил девушку и, подняв ее, словно ребенка, повесил за руки на роковой крюк.
— Платье снимать? — спросил Эфиоп, смотря преданными глазами на хозяйку.
— Нет! — воскликнула Фабия. — Пусть пока остается в тунике. Ты плетью лишишь ее одеяния, Эфиоп. Я знаю, какой ты мастер. Смотрите, вы! — закричала она остальным рабам. — Это будет для вас уроком. Я вам еще покажу, как расстраивать свою благодетельницу.
Те, к кому были обращены эти слова, с тоской смотрели на Актис.
Опустив голову и моля богов о помощи, Актис ждала, когда раздастся свист плети. Эфиоп оттянул руку для удара. Все находившиеся здесь молчали. Тишина вдруг стала зловещей и торжественной. Но в этой тишине послышались непонятные звуки, похожие сначала на шуршание волн, когда они ударяются о берег, и бряцание металлических цепей, когда во время триумфа ведут пленников.
Эфиоп пустил жало своей плети в цель, и оно со свистом и шипением два раза обвилось вокруг тела жертвы. То же самое проделал другой палач. Послышался треск разрываемой туники.
Актис показалось, что на нее вылили ушат с кипятком. От боли она закусила губы и сумела не издать ни единого звука. Словно живые змеи, стали сползать с ее тела плети.
С упоением смотрела Фабия на эту сцену. Сердце у нее так быстро прыгало в груди, и стало вдруг так хорошо, как даже не было в постели с мужчиной. Дрожь била женщину. Она жаждала продолжения.
Палачи вновь замахнулись для удара, но в это мгновение в атрий вбежал Рупий. Его лицо было бледным, а губы дрожали. Все замерли, глядя на него.