Леонид слушал собеседника и никак не мог соотнести тот образ, который ему запомнился в Галии с этим человеком, который неторопливо рассказывает о своей судьбе.
Апполоний продолжал:
— Родился я в Мизене, в семье всадника. Но мой родитель не признал свое отцовство и отказался воспитывать меня. Взяла меня на воспитание рабыня, и до двенадцати лет я жил в грязной, заплесневелой каморке, среди оборванных и истощенных рабов. Но вдруг, в один из дней, меня приводят в дом, наскоро умывают и одевают в богатые одежды, и вскоре я предстаю перед своим родным папашей, — Муска усмехнулся и повел далее свой рассказ. — Из царства нищеты видимо сами боги вознесли меня на вершину богатства и знатности. Ко мне приставили домашнего учителя, и за короткое время я сумел достичь многого в учении. Прошло пять лет в благополучии и спокойствии Я не знал отказов со стороны родителей ни в чем. Если бы не смерть отца, может быть и жизнь моя пошла по-другому. Но умирает отец и его братья выгоняют меня из дома и лишают наследства. Но я остался свободным человеком, никто не смог бы снова обречь Апполония, — Муска ударил кулаком себя в грудь, — на рабское существование. Долгие странствия по Италии и Греции, Сирии и Египту открыли мне новый, неведомый мир. Три года путешествовал я по нашей империи, и когда все это надоело мне, решил завербоваться в армию. Сначала была Германия, но там служил я недолго. Не знаю по какой такой причине, но нас несколько человек отправили в Лугудумум. До твоего назначения к нам, друг мой, я уже служил в Галии третий год. Под твоим командованием, как я говорил тебе, мне пришлось побыть только полтора месяца. Провалявшись в лазарете, я оказался в другой центурии, а мои друзья тем временем в Британии. После этого, словно злой дух помутил мой рассудок. Я стал груб с командирами, два раза разжалован за прелюбодеяния и в конец, был выгнан из легиона. Опять начались похождения по Италии, работал пекарем, был грузчиком и даже брил и стриг богатых римлян в каморке, снятой за несколько десятков сестерциев в Риме. И, наконец, недавно приехал в Капую, где и устроился в контору этого мошенника интенданта. — Апполоний, нервно комкая в пальцах крошки хлеба, замолк.
Леонид оглядывал своего собеседника, и переваривал в уме его рассказ. Вот, след оставленный стрелой, выпущенной галлом и предназначавшийся для него, навеки застыл на теле Апполония. Уже видны морщины на лице бывшего сослуживца. Уголки рта опущены вниз. Губы плотно сжаты.
— А где твои роскошные волосы? — спросил Петроний Леонид.