И вот, размышляя об этом, слышит Ахманов, как во дворе при их хижине кто-то шебуршится. Не только шебуршится, а стонет и подвывает, да так жалобно, словно обиженное дитя. Ветер, решил Ахманов, но все же высунулся посмотреть и заметил, что у отхожего места мелькнула некая тень. Мелькнула, исчезла и больше не появлялась. Успокоившись, Ахманов лег и уснул.
Но на следующий день, когда они с женой ходили в шопинг по каирским базарам, писатель приобрел увесистую бейсбольную биту. "Зачем тебе эта палка? – спросила жена. – У нас таких в любом спортивном магазине пруд пруди!" "Дорога ложка к обеду", – пробормотал Ахманов, отсчитывая за бейсбольный предмет египетские тугрики.
Ночью, когда супруга уснула, он засел в отхожем месте, на доске, протянутой над ямкой и загороженной циновками. Разумеется, сидел он там с битой, то есть в полной боевой готовности. Сидел и вспоминал о самом ужасном своем приключении, о Таити, где его чуть не съели. И принял он такое решение: будет драться как лев, но съесть себя еще раз не позволит. Ни себя, ни любимую жену!
Как завыло во дворе, Ахманов откинул циновку и выскочил с поднятой битой. Глядь, а перед ним какая-то фигура, ветхая, вся в лохмотьях и бинтах, да еще с мерзким запахом – должно быть, египетский бомж. Ахманову и свои родимые бомжи не очень-то нравились, так что он размахнулся от души и рявкнул на английском:
– Фак! Вали отсюда, фраер, не то башку снесу!
– И я это слышу от интеллигента… – с горечью молвила ветхая фигура, тоже по-английски. – Слышу от русского писателя… Великий Осирис! Сколько в Хапи утекло воды, а мир все не меняется!
Ахманов устыдился, опустил биту и сказал:
– Ладно, проехали! Говори, чего тебе надобно, старче. Тугриков отсыпать? Или какой-никакой одежкой одарить?
– Мумиям это ни к чему, – ответила фигура. – Нет у меня мирских забот, кроме одной. Клянусь в том рогами Аписа!
Присмотрелся Ахманов и видит: это и правда мумия. Как положено, закутана в пелены, и лицо забинтовано, а на нем только черные точки глаз да провал рта. И запах исключительно могильный.
– Так ты и вправду мумия? – спросил Ахманов в изумлении.
– Мумия, мумия, – подтвердил пришелец. – Из музея я. Понимаете, там в залах наверху лежат с полсотни мумий для туристов, а в фондах закрытого доступа – то есть в подвалах – нас больше тысячи. И все мечтают попасть наверх, в стеклянную витрину, дабы глядеть на живых и наслаждаться хоть этим развлечением. Все мечтают, но не каждому дано! Я в витринке лет пять пролежал, язык вот выучил, однако опять в подвал запихнули… – Тут мумия заломила руки и взвыла: – О, горькая моя судьбина! Где ты, былое величие! Где мои нукеры, мои гетеры, мои…