Если ко всему этому добавить чисто национальное упрямство Кухаренко, его ленцу, но и его упорство в достижении поставленной цели-представляется совершенно ясным, что компания друзей обладала не только недостатками, но и некоторыми достоинствами, притом недостатки, как водится, уравновешивались, достоинства, наоборот, складывались и в сумме представляли собой силу, достаточную, например, чтобы на развалинах растащенного на дровишки домика построить довольно сносный и удобный для жилья дом. А ведь известно: если из метлы вытаскивать по прутику – можно изломать всю метлу, а прутики вместе – метлы не сломать, если бы даже такое страшное учреждение, как домовый комитет, захотело это попробовать!
В субботу Дротов, по обыкновению, поджидал своих друзей у фабричных ворот. Рабочие по привычке, хоть обыски и отменили, выходили гусем, один за другим, у ворот толпились. На лужах весело кололось весеннее солнце, проезжие извозчики поливали грязью, словно коричневым липким веером. – Легче, че-ерт!
– А ты рот не разевай! Ра-аззява-а!
– Раззява, не раззява, здрясте, товарищ!
– Вы были на заседании завкома? Обсуждался вопрос о Мопре… Мы порешили всем цехом.
– Ваньку обязательно надоть побоку! Это, я вам доложу, такой карась…
– Да-с, чертеж весьма сложный…
– И куда это центра смотрить? – умов не приложим…
– Куды, куды прешь? Аль зенками-то не зришь?
– Ой, товарищ Дуня, гляньте: Москва-река-те! Хошь семенков?..
– А на гармошке сыграшь?
– Для тебя – что хошь!..
– А я вам говорю, товарищ, что мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизировалась…
– Вот ду-лли! Дули!
– Кенскенкин, тебе на Хапиловку? Айда с нами по путе!
– На улице, че-ерт!.. Стыду у тебя нету!
– Итак, товарищ, мы говорили о Мопре…
– Манька! Манька! Не тае! Не тае! Которая с паковочной… Где тебя черти но-осют? Иди сюды!
– И-иду!..
– Наше вам с кисточкой…
Подошли Сиволобчик и Кухаренко. Друзья неторопящимся шагом людей, отработавших свое, пошли вверх по улице.
Дротов сказал:
– Я видел археолога вчера. Он сказал, что спуск назначен на субботу… Сегодня вечером… Сегодня он покупает веревочные лестницы, к девяти просил собраться у Лобного места.
– Не страшно? – спросил почему-то Сиволобчик.
– Э, милый,- просто отвечал Дротов,- нам ли бояться земли? Да и поздно об этом раздумывать… Итак, товарищи, не забыть: мотыги, фонари, пару топоров, хорошо бы отыскать хоть один лом. Мамочкин, товарищ Боб да нас трое… Я думаю, справимся… Я бы сказал: мы должны справиться.
Глава десятая
НА СТУПЕНЬКАХ ЛОБНОГО МЕСТА
Часам к девяти вечера, когда Москва уже остывает от торопливого делового дня, когда по Ильинке, по Никольской, по Варварке, гомонившим еще часа два назад советским людом, с портфелями, в которых булки с колбасой, женины ботинки в починку и половинка портвейна на сон грядущий,- редкого увидишь пешехода, да и тот, пожалуй, жулик; когда в черных чанах, вонявших целый день свинцовым асфальтом,-беспризорные, озираясь на "снегиря", прицеливаются устроиться на ночь; а по площади, упершейся в красное на закате небо шпилями Спасской и Василия Блаженного, прорвет засыпающую тишину редкий лихач и цокот подрезиненных его копыт откликнется далеким барабаном,- к Лобному месту подошли три человека и присели на ступеньках. Они были в валяных сапогах, с мешками, из мешков торчали рукоятки топоров, в руках- лопаты, у переднего – лом.