Там, на малоазиатском берегу, словно глаза, мерцают огоньки. Там мы оставили своих детей, братьев, родных… Непохороненных мертвецов… Живых без крова. Несбывшиеся мечты. Там до вчерашнего дня была наша родина!
В ночной тьме, которая, кажется, никогда не рассеется, возникают один за другим знакомые образы. Кирли, Шевкет, Исмаил-ага, Керим-эфенди, Шюкрю-эфенди, дядюшка Али, Эдавье… Но они ничем не могут помочь. Все рухнуло, все пропало!
«Глин-глан, глин-глан!..» Унылый звон колокольчика. Медленно шагает верблюд, несет на своем горбу корзины и мешки с изюмом, инжиром, маслинами, тюки хлопка и шелка, кувшины и бочонки с розовым маслом, раки. Богатства Анатолии. И это все пропало!
Погонщик верблюдов! Погонщик в коротких шальварах, с цветком за ухом, остановись! Не старайся петь громче. Твоя задушевная песня не доходит больше до сердца.
Шевкет! Дорогой, ты не узнаешь меня? Годами мы с тобой делили и радость и печаль. Как ты живешь, Шевкет? Ах, Шевкет, Шевкет! Мы вели себя, как звери. Мы вырвали свои сердца… И напрасно!.. Что ты так страшно смотришь на меня, партизан из отряда Кривого Мехмеда? Я убил тебя, а теперь оплакиваю. Сосчитай, сколько ты убил моих братьев, друзей, соотечественников! Вспомни рабочие батальоны, целое вырезанное поколение!
Сколько я выстрадал, какой печалью были отравлены мои дни, и все же я мысленно возвращаюсь к прошлому! О, если бы пережитое оказалось сном! Мы вернулись бы к нашей земле, к нашим лесам, к нашим щеглам, воронам и черным дроздам, к нашим огородам и садам с лимонными деревьями, цветущими черешнями, к нашим ярмаркам, к нашим девушкам…
Партизан Кривого Мехмеда, передай привет земле, на которой мы родились… Пусть она не гневается, что мы залили ее кровью. Проклятие виновным!