Руссо туристо, облико морале (Логунова) - страница 4

– Дезориентирен? – притормозив рядом со мной, участливо спросил белый как лунь дедуля в щегольском плащике из неотбеленного льна.

– Есть немного, – призналась я, тщетно пытаясь сложить карту размером с добрую скатерть.

На весеннем ветру эта бумажная простыня развернулась, как лодочный парус, и возвращаться в исходное компактное состояние упорно не желала. К счастью, помимо туристической брошюры, у меня была черно-белая карта, скачанная из Интернета, и поутру добрый клерк из отеля отметил на ней мое временное трехзвездочное пристанище трагическим крестиком. К сожалению, названия второстепенных улиц на карте пропечатались нечитаемыми микроскопическими буковками. Впрочем, я не горевала по этому поводу – я же все равно не знаю немецкого. Я, если честно, и по-английски говорю примерно так же, как Пятница, взявший пару коротких уроков у Робинзона.

При таких условиях одинокая пешеходная прогулка по ночной Вене неизбежно превращалась в увлекательное приключение в многообещающем стиле «русский экстрим».

– Плиз, хелп ми, – с роскошным кубанским прононсом сказала я внимательному старичку. – Вер из май хотел? Итс Пента Вьен.

– Ингланд?

– Но, но! Рашн! – улыбнулась я.

То, что меня с таким африканским английским приняли за уроженку туманного Альбиона, резко повысило мою самооценку.

– Русиш?!

Узнав мою национальную принадлежность, австрийский дедушка чрезвычайно взволновался и незамедлительно поведал, что в молодые годы он был «зольдатен» и воевал в «Русланд».

– Дойчен зольдатен нихт капитулирен, – некстати вспомнила я, заодно сильно погрешив против мировой истории.

– Я извиняйтсь, – дедуля сначала покаянно понурил седую головушку, а потом по-своему попытался компенсировать моральный ущерб, нанесенный им когда-то всему советскому народу.

Народ, естественно, представляла я. Экс-зольдатен нежно взял меня под локоток и повел в нужном направлении.

Я шла и все сильнее волновалась – не о себе, нет! Седенький старичок в белых одеждах здорово походил на заиндевевшего богомола, обещающего отойти в мир иной с первыми осенними заморозками. Мне сделалось тревожно: а ну как от перепада температур и переживаний славному дедушке придет внезапный капут, а я даже не смогу вызвать «Скорую»?! Мобильник у меня был, но я не знала, как позвонить в неотложку. И спросить было не у кого: дед говорил только по-немецки. Я собрала в кучку все свои скудные познания в языке Шиллера и Гете, щедро сдобрила их фантазийными словесами в псевдоготическом стиле и, часто приседая в книксенах, проникновенно сказала:

– Прогулкен – даст из фантастиш, но шли бы вы, дедуля, на хаузен, битте!