Надежда Воробьева цыкнула:
— Молчи, дурища! Не каркай…
Сестрицы — Алена и Мавра — в голос запричитали:
— Типун тебе на язык — ведь нам назад надо вертаться! Еще и вправду напророчишь… Свят, свят, свят, — обе истово принялись креститься.
Фрося, пригнувшись к Дуниному уху, шепнула:
— Не врет Вера. К ночи задует… — и закашлялась, прикрыв ладонью рот.
Дуня, скосив глаза на стеклышко в возке, тоже подумала: закат всегда полыхает заревом перед сильным ветром. Так старики-ведуны толкуют, а им лучше знать.
Тучу, которая была видна через стеклышко на крохотном кусочке неба, ровно бы кто ножом разрезал. И сквозь эту прорезь алела кровянистая полоса заката.
Дуня задремала. Укачало ее. Сквозь дрему ей чудилась музыка — томительная, нудная. Одна нота тянулась то громче, то тише. И казалось ей, что эта нота беспросветно сизая, как зимнее небо перед метелью.
Проснулась она оттого, что их возок остановился. Услыхала голоса, скрип снега под ногами. Знакомый голос кучера Ильи объяснял:
— Чьи? Да барина Урасова мы. Пуховские…
А другой голос, сердитый, раздраженный, спрашивал:
— Какого еще Урасова? Из какого там Пухова?
Дуня подивилась: да как же так — не знать барина Федора Федоровича Урасова! Да возможно ли сие?
Тут появился Григорий Потапович Басов, вылез из вторых саней. Стал растолковывать: и кто они, и зачем прибыли в Кусково.
— Ладно, — сказал здешний человек. — Пойду к Вороблевскому. Он должен знать.
И ушел. А Верка сказала:
— Вот бы поглядеть на здешние места… Интересно.
— А чего интересного? — спросила Дуня.
— Да про Кусково говорят, что тут такие диковины, каких нигде более не сыщешь…
— Ну-у? — удивилась Дуня и принялась дышать на стеклышко, покрытое толстым слоем инея. Хорошенько поскребла иней ногтем, попристальнее глянула, но увидела только фонарь, который висел на длинном шесте. Фонарь был похож на те, которые висели и возле их Пуховского театра. Фонарь как фонарь, ничего примечательного. Только сильно этот фонарь раскачивал ветер, и по стене дома от него ходили летучие тени. А кругом было уж очень темно, ни зги не видно. Какие там чудеса разглядывать!
Но был бы сейчас даже день, вряд ли удалось Дуне что-нибудь увидеть в Кусковском парке. Все было под снегом. И знаменитые кусковские пруды, по берегу которых летом расхаживали розовые фламинго, павлины с пестрыми хвостами и черные лебеди. И птичник с золоченым ястребом на верхушке. И оранжереи с лавровыми и померанцевыми деревьями. Итальянский домик, где собраны были драгоценные картины старых мастеров, голландский домик, весь в пестрых изразцах, грот морского бога Посейдона, украшенный перламутровыми раковинами, и все остальные чудеса, какими полным-полно было поместье Шереметева — все сейчас было закрыто, заколочено, убрано до лета. Только большой дом сиял огнями — там пировали графские гости и сам граф.