Ирина хорошо помнила все подробности их с Люсей сценария. Сначала она рассказала о том, что беременна, Ивану. Он, понятно, пришел в ярость.
— И ты всерьез полагаешь, что я поверю, что ребенок мой?! После всего, что я увидел в квартире твоего Геночки?
— Он твой. Я точно знаю. И официально он твой. Даже если мы разведемся завтра же, по закону он все равно будет считаться рожденным в браке. Он будет Кусяшкиным и Ивановичем.
Наоравшись и наугрожавшись, он перешел к мольбам и уговорам, проявив редкую широту души и готовность не постоять за ценой, только бы она не рожала.
— Хочешь машину? Ты всегда хотела, так давай я завтра же тебе куплю. Поедем вместе, выберешь любую, какая тебе понравится. Нет? Почему? А что хочешь?
Ирина вид имела глубоко оскорбленный — как же можно ставить на одну доску жизнь будущего ребенка и поганую железку? Как можно купить у нее самое дорогое, толкнуть практически на убийство?
Угрожал он тем, что в противном случае их отношения будут безнадежно испорчены. Можно подумать, они УЖЕ не были испорчены.
— Ты не имеешь права себе такое позволять, поняла? У тебя что, есть возможности растить этого ребенка? Ты, может, много зарабатываешь?
Да что много — хоть сколько-нибудь? Или у тебя есть муж, который готов тебе в этом помочь? Нет и не будет, не надейся!
Ирина не верила. Она думала, что Иван не устоит перед маленьким ребенком, растает и признает его своим. Ирина считала, что главная причина его злобы вовсе не Гена, а Марина. И не потому он так разорался, что так уж сомневается в собственном отцовстве, а потому, что ему этот ребенок сейчас не с руки и может испортить его отношения с этой Мариной.
"Если удастся испортить их отношения, — думала Ирина, — то он сам вернется и обо всех своих подозрениях забудет".
Портить отношения было поручено Люсе, которая с готовностью взялась за дело, потому что никогда не одобряла романа Марины с Иваном. Порча наводилась следующим образом:
— Он там семью расширяет, детей заводит, а ты-то, дурочка, думаешь, 'что у него серьезные чувства к тебе. Когда сильно любят женщину, не заводят детей с нелюбимой женой. Да и как у тебя рука поднимется мужика от троих детей уводить? Ну, два взрослых ребенка — это еще туда-сюда, а три, один из которых совсем крошка…
— Так у нее же Гена, — пробовала защищаться Марина. — Может, Иван тут ни при чем?
— Как же, еще как при чем. А что он тебе про Гену наплел? — Люся презрительно скривилась.
— Что он сам видел, как они…
— Мариша, ты как маленькая! Конечно, он сейчас сто таких историй напридумывает, что ему еще остается. Но я-то знаю, что они планировали заводить третьего ребенка, он хотел.