Под утро, когда уснули все, включая самых стойких джентльменов, Савелий кое-как очнулся для посещения уборной и обнаружил почти пустой пакет на полу. После некоторых колебаний студент запустил внутрь палец, понюхал, рассмотрел, лизнул. Ничего не понял. Мякоть не имела вкуса и запаха. Отважный неофит покосился на храпящих товарищей, отнес пакет к столу, вывернул наизнанку и наскреб почти полную чайную ложку. Съел. В голове шумело, но Савелий не пил пива после вина, да и вина употребил не более двух стаканов. Он был в порядке, голова работала. Савелий сел на подоконник, коснулся лбом стекла и стал ждать.
За окном в мутном полумраке покачивались стебли, меж ними угадывался соседний дом; горели два-три окна. Даже в самые глухие предутренние часы во всяком доме горят несколько окон, подумал он. Что делают люди за этими окнами, почему не спят? Что мешает им предаваться естественным радостям, из которых сон – самая простая, дешевая и доступная?
Он стал размышлять, почему не спят те, кто мог бы спать. Потом надоело. Вдруг появилось удивительно отчетливое понимание полной бесперспективности самого процесса размышления. Захотелось воды.
«Похмелье, – понял он. – Значит, вчера я все-таки перебрал. Как звали ту маленькую нахальную, которая пыталась обидеть меня, хохоча и называя «бледным»? Разве я бледный? У меня прекрасный цвет лица».
Нашарил полупустую бутылку с водой, выпил до дна, запрокинул голову, потряс над открытым ртом, поймал языком последние капли. Испытал оригинальное легкое удовольствие. Возможно, мякоть начинала действовать. Ощутил бодрость и одновременно сильную лень, причем оба чувства составляли единое целое. Не хотелось шевелиться и напрягать мозги. Хотелось принять вертикальное положение, замереть и прислушаться к себе. Внутри происходило интересное: стучало сердце, сдвигались и раздвигались легкие, желудок и кишечник тоже слали сигналы – впрочем, ненастойчиво. Савелий соскочил с подоконника, прошелся по комнате. Процесс ходьбы развеселил. Это напоминало аттракцион. Очень смешно, странно, немного глупо. Несколько раз пройдясь от стены к стене, устал, но едва замер неподвижно, как все вокруг – стены, воздух, сама действительность – наполнило его энергией. Что-то приятное текло через тело, сверху вниз, а другой такой же ток бежал в противоположном направлении, от ступней к макушке.
Он то ходил, то застывал. Несколько раз пил воду. Времени не замечал. Потом лег и заснул, глубоко и без сновидений.
Новый опыт ему скорее не понравился. Действительно, весь следующий день он совсем не хотел есть и чувствовал бодрость. Зато плохо соображал. Решил даже прогулять лекции. Бодрость существовала сама по себе, ее нельзя было куда-либо применить. Оставаясь неподвижным, он наслаждался, но едва решал дойти хотя бы до ванной комнаты, чтобы умыть лицо, – все вокруг немедленно превращалось в абсурдный мультфильм. Отец, рано вернувшийся с работы, спросил его о чем-то – Савелий только подмигнул и улыбнулся: мол, все в порядке, и я в порядке, и ты тоже в порядке. Потом повернулся к нему спиной и ушел к себе.