Боюсь, что это неточное слово, но… Не отторжение, не отчуждение, не холодность, не разочарование, а именно разделение – горячей женщины от хладнокровной ведьмы. Сейчас передо мной стояла отстраненно любящая профессионалка. Именно так. Отстраненная любовь. Уроки кончились. Если она сумеет меня вытащить, то награда будет дарована обоим.
Разденься по пояс. Сними крест.
Крест зачем?
– То, что ты в этом участвуешь, уже греховно по православию. Но платить придется не тебе, я возьму все на себя. Ты должен просто постараться помочь мне остановить этого человека.
– Ты узнала его имя?
– Я узнала все. Даже больше, чем требуется. Он пришел к тебе, потому что ты восприимчив, у тебя тонкая кожа и ты умеешь прощать. Пока ты ему подчиняешься, он не причинит тебе зла, ему не нужно управлять тобой, он не ищет себе нового тела. Он лишь хочет, чтобы ты слушал его. Всегда. Ему нужно выговориться и быть понятым.
– И только?
– Да, милый. Ты будешь тихо сгорать от его воспоминаний, его боли, его обид, его поступков и незаметно умрешь в течение года. Абсолютно без всякой видимой причины. Он убьет тебя, совершенно не желая этого, но и не жалея. А потом будет искать другого.
– Как его остановить? – Я попробовал обнять ее.
Лана осторожно прильнула к моей груди и в тот же миг очень мягко высвободилась.
– Тебе незачем знать. Это непохоже на поцелуй принцессы в сказке или сдвоенное воспарение энергий в тантрическом сексе. Мне надо провести ритуал. Ложись.
Она задернула занавески, смочила мне виски святой водой и аккуратно расставила вокруг меня купленные мною пять желтых церковных свечей. Потом, не задумываясь, разделась, накинула на голое тело черный шелковый плащ с капюшоном и, опустившись на колени у меня в изголовье, нарисовала специальным карандашом какие-то каббалистические знаки у себя на кистях рук и ступнях. После этого она медленно, слева направо, одну за другой зажгла свечи.
– Ни о чем не думай. Расслабься. Если вспомнишь, читай любую молитву, но не напрягаясь и про себя.
– Я не усну?
– Нет, это будет не сон… – Ее губы нежно поцеловали меня в лоб, там, где еще недавно я ощущал боль от застарелого шрама. Чужую боль…
Есаул Макеев выхватил револьвер и прицелился мне в лоб:
– Еще только шаг, ваше благородие, и я застрелю вас, как собаку!
Я изумленно опустил плеть. Макеев?! Сукин сын, волчий выкормыш, прошедший со мной столько походов, резавший краснопузых в капусту, бесстрашно ходивший в любую рубку, на пулеметы, на пушки, на превосходящие силы противника, убивавший кого угодно по моему приказу, здесь и сейчас поднимает на меня оружие…