Осознав, что наскоком такие серьезные дела не делаются, и одного даже очень большого желания недостаточно, Иванов на несколько дней засел в самую большую научную библиотеку города где, набрав медицинских книг, стал внимательно изучать симптомы и течение болезни при сотрясении мозга. Подковавшись теоретически, он решился осуществить дерзкий план на практике.
И вот поздно вечером Иванов с Рожковым направились в центр Академгородка. Там красовалась, перемигиваясь гирляндами-лампочками, новогодняя елка. Рядом с ней находилась высокая ледяная горка, с которой в дневное время каталась детвора.
По пути, чтобы сделать подходящую травму, Иванов хорошенько двинул головой о кирпичную стену торгового центра.
— Чуть череп не расколол, — прощупывая макушку пожаловался Сергей. — Кажись, что-то есть… Вот шишка образовалась. Иди вызывай скорую!
Рожков зашел в телефонную будку, набрал «03» и, подделывая свой голос под взволнованный, затараторил:
— Здесь человеку плохо… Лежит… У горки возле торгового центра… Не знаю. Видимо катился с горки и упал.
Когда появилась скорая, Иванов лежал без движений, изображая бессознательное состояние. Его загрузили в машину и увезли в больницу.
Почти каждый день мы приходили проведать «больного». Забившись в дальний угол коридора, мы курили и смеялись, слушая как Иванов морочит головы ничего не подозревающим врачам, как он втихаря выбрасывает все прописанные таблетки, порошки и микстуры, как ему каждый день колют уколы.
— Терпи, — подбадривали мы Иванова. — Отступать уже некуда! Другие, вообще, месяцами в психушке проводят — косят под "дураков".
— Точно! Главное, чтобы признали дебилом — тогда и универ кончить можно!
— А как же — наука требует жертв!
Иванов пролежал в больнице недели три, а потом долго и настойчиво ходил в поликлинику с жалобами на головные боли. И как венец его стараний уже к майскому призыву он получил долгожданный "белый билет".
…Часа через два бутылки опустели. Приятели веселой толпой подняли меня на руки и как героя понесли по коридору из общаги:
— Э-э! Не так, не так! Неправильно несем! Разворачивай! Ему так не видно! Надо ногами вперед!
С шумом и хохотом вынесли мое тело из дверей общежития ногами вперед. На крыльце поставили на землю:
— Пиши нам, если парашют раскроется! Не забывай!
— Конечно, напишу! Ну, до встречи через два года! — и, крепко пожав всем руки, я заспешил на автобусную остановку.
Не забуду эту дату,
день, когда я стал солдатом.
(Из альбома солдата)
5 мая 1979 года. Вся семья поднялась рано утром. Недовольно ворча, мать возилась на кухне и собирала в сумку съестное, а отец, взяв ручную машинку, приступил к стрижке. Тогда было модно носить длинные волосы, чуть ли не до плеч, и я не отставал от моды. Но машинка стригла плохо, и потребовалось около получаса, прежде чем уши увидели свет, а голова превратилась в щетинистую тыкву.