Почти ежедневно около полудня, когда я наконец решаюсь (всегда с опозданием) покинуть проспект Клебер и это низкое кресло, в котором мне так хочется посидеть ещё немного, прежде чем возвратиться к моему мужу и к моему обеду (Рено торопливо меня целует и с аппетитом принимается за кусок розового мяса: он не питается, как я, замухрышками и бананами), дверь в туалетную бесшумно отворяется и на пороге возникает обманчиво-мощная фигура Ламбрука. Ещё вчера…
– Как вы прошли? – в раздражении вскрикивает Рези.
– Через Елисейские поля, – отвечает этот невозмутимый господин. Он неторопливо целует мне руку, оглядывает мой распахнутый палантин, пристально смотрит на Рези в корсете и наконец говорит жене:
– Дорогая! Как много времени вы теряете на то, чтобы вырядиться!
При мысли о том, с какой непостижимой скоростью моя подруга умеет одеваться и раздеваться, я разражаюсь смехом. Ламбрук и бровью не ведёт, только чуть темнеет его бронзовое лицо. Он спрашивает, как поживает Рено, выражает надежду увидеть нас скоро у себя и выходит.
– Рези! Что это с ним?
– Ничего. Однако, Клодина, не смейтесь, когда он со мной говорит… ему кажется, что вы смеётесь над ним.
– Неужели? Мне это безразлично!
– Зато мне – нет. Он устроит мне сцену… Меня угнетает его ревность.
– Ко мне? В каком же качестве? Да он просто дурак!
– Ему не нравится, когда у меня появляется подруга…
Может быть, у мужа на это есть свои причины?
Однако ничто в манерах Рези не наталкивает меня на подобную мысль… Порой она подолгу меня изучает, не мигая, своими близорукими глазами с почти параллельными веками – деталь, благодаря которой они кажутся удлинёнными; её маленький упрямый ротик приоткрывается, становится беззащитным и соблазнительным. Рези ёжится, нервно смеётся, восклицает: «Кто-то наступил на мою могилу!»… и целует меня. Вот и всё. С моей стороны было бы тщеславием предполагать…
Я её не поощряю. Идёт время, я изучаю все оттенки такой разной Рези и жду, что будет дальше. Жду, жду… Скорее лениво, нежели добросовестно.
Я виделась с Рези нынче утром. Однако это для неё не помеха: к пяти часам она теряет терпение и прибегает ко мне сама. Она садится (как ложилась Фаншетта), дважды обойдя каждый уголок. Тёмно-синий костюм ещё больше подчёркивает рыжину её золотых волос; шляпа со сложным плюмажем (кажется, что у неё над головой сшиблись серые чайки, и я ничуть не удивлюсь, услыхав их клёкот) венчает её голову.
Она устраивается в кресле, будто от кого-то прячется… и тяжело вздыхает.
– Что с вами. Рези?
– Ничего. Дома мне скучно. Гости меня утомляют. Один флирт, два, три… и все сегодня! С меня довольно! До чего эти поклонники однообразны! Я едва не набросилась на третьего с кулаками.